Подношу к губам бокал с соком и делаю небольшой глоток. Мне нужно разговаривать с Ломакиным, как со старым приятелем. Расслабленно, не давя вопросами. Хотя он не дурак и прекрасно понимает, что мне от него нужно.
— И как же Никольский будет отдавать долг? — ставлю стакан на деревянную стойку.
А у самой уже сердце тарабанит быстро-быстро. Неужели Ломакин мне и правда все выложит? От злости или от обиды на Ярослава. Впрочем, какая мне разница, какие у него мотивы?
— Наверно, запихнет в свои реформы парочку идей Саныча.
— Например?
— Пока еще непонятно, что именно войдет в документ Никольского. Он его только готовит.
— А когда ожидается финальная версия документа?
Ломакин задумывается.
— Ну, если выборы в марте, то, наверно, до конца декабря. Док ведь еще должен будет пройти согласования в администрации президента прежде, чем ляжет на стол к главе государства. Ну и если все будет нормально и президент переизберется, то после выборов будут оглашены реформы и начнется их реализация.
— Но почему реформы будут оглашены после выборов? Президент же должен пойти с какой-то программой?
Я задаю вопросы слишком резко и тут же прикусываю язык. Важно не спугнуть Ломакина своим напором.
— Ты путаешь предвыборную программу и реальные реформы. Предвыборную программу готовят пиарщики и политтехнологи. Там, как обычно, будет за все хорошее и против всего плохого. А вот реальные реформы уже не факт, что будут за все хорошее.
— И какие же у Никольского идеи? — спрашиваю и задерживаю дыхание.
Ну же… Скажи мне…
— Как я уже говорил, дока еще нет. Никольский и его баба еще только пишут.
«Никольский и его баба» прилетает мне, как обухом по голове. Я во все глаза смотрю на Ломакина, пытаясь осознать услышанное. А он тем временем продолжает:
— Ну приватизация нефтяных госкомпаний там должна быть. Сегодня вот обсуждали с китайцами. Потенциально им интересно, но мы вряд ли продадим китайцам долю. Но прощупали спрос. Он есть, и это хорошо. Ну и еще в доке что-то должно быть. Приватизация — это лишь один из пунктов, и далеко не самый главный.
— Какая баба? — хриплю.
— Что?
— Ты сказал, Никольский пишет док со своей бабой.
— А, Самойлова, зам его.
— Разве они вместе?
— Понятия не имею, но она везде с ним таскается.
Я слегка трясу головой, пытаясь прогнать неприятные мысли. Хватаюсь за стакан с соком и залпом его осушаю.
Спокойно, спокойно. Ломакин просто так выразился. Да, конечно, он же не может знать про личную жизнь Ярослава. И хорошо, что не знает. А то бы я тут не стояла.
— А когда док будет готов, его увидят только в администрации президента? — осторожно уточняю.
— Нет, он пройдет по всем ведомствам. Администрация будет финальной точкой.
— Но тогда ведь высока вероятность его утечки, — замечаю. — Разве президентские реформы могут быть обнародованы раньше времени?
— На доке будет гриф секретности. Но а если все-таки куда-то сольется, то я не завидую Никольскому, — на этих словах Ломакин снова смеется.
Я понимаю, что сейчас Глеб мне больше ничего не скажет. Не потому что не хочет, как раз очень даже хочет насолить Ярославу, а потому что ничего не знает. Документа еще нет. Но до конца декабря остается не так уж и много времени.
— Глеб, — переминаюсь с ноги на ногу, испытывая легкое волнение.
Ломакин смотрит на меня, вопросительно выгнув бровь.
— Мы могли бы с тобой как-нибудь поужинать в Москве?
Опять смеется.
— С такой прекрасной девушкой, как ты, с удовольствием!
— Тогда спишемся… А я уже пойду.
— Приятного вечера, — и он сам ко мне наклоняется и целует в щеку. — Мое имя ведь нигде не будет фигурировать? — спрашивает на ухо.
— Конечно. Я не раскрываю своих источников.
Его рука опускается на мою талию и слегка поглаживает, отчего по телу проходит неприятная волна раздражения, и мне хочется поежиться.
— Увидимся в Москве, Алена.
Ломакин уходит от меня в глубь ресторана, а я тороплюсь вытереть щеку после его губ. Появляется дикое желание умыться с мылом.
Напоследок еще раз оглядываюсь по сторонам. Батурин из «Новостника» отжимает замминистра энергетики. Зубахина из «Комсомольца» тоже с кем-то разговаривает. Ее собеседник стоит ко мне спиной, поэтому не могу узнать, кто это.
Завтра предстоит еще один тяжелый рабочий день, а потом семичасовой перелет в Москву, поэтому я решаю уйти с вечеринки. Вряд ли мне здесь кто-то скажет больше Глеба.
Уже в номере, забираясь в кровать, я получаю сообщение от Ярослава.
Несколько секунд раздумываю, что ему ответить.
Завожу будильник на раннее утро и с чувством того, что все делаю правильно, проваливаюсь в сон.
Глава 49