Я с грохотом опускаю крышку ноутбука и валюсь на нее лбом вниз. Вчера вечером мы вернулись из Китая, а сегодня мой конкурент Дима Батурин из «Новостника» написал статью о том, что мне было известно, но я не написала. Для таких ситуаций в журналистской среде есть специальное слово: просос. Когда ты о чем-то знаешь, но не успеваешь написать, потому что тебя опередил конкурент, — это называется «прососать».
В редакцию я захожу с чувством, будто направляюсь на казнь. В уголке нашего отдела еще никого нет. Но не на долго. Когда я вбиваю пароль своей учетной записи, хлопает дверь ньюсрума, и в мою сторону направляются шпильки Яны. Их стук словно забивает гвозди в крышку моего гроба.
— С возвращением, — Яна швыряет на мою клавиатуру газету «Новостник», на первой полосе которой красуется статья Батурина. — Как прокатилась?
Плюхается на кресло, разворачивается ко мне и принимается расстегивать пуговицы на пальто. Я вжала шею в плечи и боюсь пошевелиться.
— Как Пекин? Как погуляла? — сочится из нее сарказм.
Яна стягивает пальто и закидывает ногу на ногу, сверля меня злым взглядом.
— Да, я прососала, — признаюсь виновато. — Ну а с кем не бывает?
— Понимаешь ли, Алена, дело не в том, что ты что-то прососала, а в том, что ты прососала инициативу Никольского. Какого хрена ты с ним делаешь, если его предложения выходят у наших конкурентов?
— Батурин узнал об этом не от Никольского. Я не знаю, кто его источники, но точно не Никольский ему рассказал, — я осмеливаюсь слегка повернуться в сторону начальницы и поднять на нее взгляд. — Я думаю, Батурину кто-то из Минэнерго рассказал.
Тут же вспоминаю, как на вечеринке Ломакина видела Батурина, беседующего с замминистра энергетики.
— Мне плевать, от кого Батурин об этом узнал. Никольский, мать его, собрался приватизировать государственные нефтяные компании! Почему это вышло не в нашей газете!? — Яна повышает голос.
— Но не могут же все предложения Никольского выходить у нас. Мы же не единственная газета в России.
— Предложения такого уровня, как приватизация госкомпаний, должны выходить у нас, — чеканит. — Тем более, что это инициатива Никольского. Что ты с ним делаешь, разреши поинтересоваться, раз такие сенсации выходят не у тебя?
Я резко разворачиваюсь на стуле к Яне.
— У нас с Ярославом серьёзные отношения! — смотрю ей ровно в лицо.
— Да какие на хрен серьёзные отношения!? — шипит. — Он тебя замуж позвал?
Кольцо подарил? Или он просто имеет тебя, когда ему хочется, а потом еще и сливает через тебя, что ему выгодно?
От таких слов меня бросает в жар. Чувствую, как кровь стремительно приливает к лицу. Короче, так, — говорит тише и спокойнее. — Это никуда не годится. Серьёзные отношения с Никольским несовместимы с той работой, которую я от тебя жду. Поэтому ты или работаешь, или строишь серьёзные отношения. Потому что сейчас я вижу конкретный конфликт интересов: твои личные отношения со спикером мешают твоим прямым обязанностям.
Теперь кровь стремительно отливает от лица. Ужас и паника от перспективы быть уволенной накрывают меня с головой. Наверное, надо что-то сказать в свое оправдание, но от страха у меня сковало горло.
— Я не шучу, Алена, — безжалостно продолжает. — Ты должна определиться: или ты работаешь в газете и пишешь про Никольского, или ты строишь с Никольским серьёзные отношения. Но одно с другим несовместимо, на двух стульях усидеть нельзя. Сейчас я вижу, что твои личные отношения с ним мешают твоей работе. Меня это не устраивает. Мне нужен корреспондент, который будет нормально выполнять свои функции.