Опасный обольститель

— Вы же прекрасно знаете, что мне очень нравится то, что у меня в этот момент перед глазами. Вы — мой идеал мужчины. У вас очень красивое лицо и совершенное тело. — Она ласково улыбнулась. — Вы очень сильный и мужественный, и у вас такие широкие плечи… — С этими словами она погладила его по плечу. — Широкая мускулистая грудь. — Она нежно провела кончиком пальца по груди. — Плоский живот и узкие бедра.

Женевьева хотела погладить его по бедру, но почему-то смутилась и не стала этого делать.

— Пожалуйста, коснитесь моей плоти, как в прошлый раз, — сквозь сжатые зубы процедил Бенедикт.

Она стыдливо покраснела. Руки дрожали от волнения, когда она коснулась затвердевшего от возбуждения фаллоса. Когда он застонал от удовольствия, Женевьева поняла, что все делает правильно, ее движения стали смелее и решительнее.

— Неужели у всех мужчин такие же большие фаллосы, как и у вас?

— О боже, — задыхался он. — О чем вы спрашиваете, Женевьева, любовь моя!

— Так да или нет? Вы не ответили на мой вопрос.

— Не знаю… Возможно, мой фаллос действительно больше обычного.

Женевьева с удивлением увидела, как на фаллосе появилась прозрачная капелька, и нерешительно коснулась ее кончиком пальца.

— Во всяком случае, он гораздо больше, чем… — Она не смогла закончить, смутилась и закусила нижнюю губу. А потом резко убрала руки от плоти. — Простите. Мне не стоило говорить об этом…

Она совсем засмущалась. Краска стыда залила ее бледные щеки. Женевьева и представить себе не могла, что когда-нибудь сможет сказать мужчине такое.

— Нам нечего стесняться, Женевьева, — ласково стал уговаривать ее Бенедикт и, несмотря на сопротивление Женевьевы, вернул ее руку туда, где она была до этого. — Пожалуйста, не убирайте руку.

Она смогла справиться со своим смущением и теперь восхищенно смотрела на огромный член.

— Я не знала, что мужская плоть может быть такой красивой, как ваша.

Женевьева облизнула губы. Она была самой невинной и при этом самой сексуально привлекательной женщиной, какую он когда-либо знал. Ее детские суждения, неискушенность в сексуальных вопросах и природная чувственность привлекали Бенедикта куда больше, чем уловки самых искушенных и раскрепощенных женщин.

— Нет, не делайте этого, любовь моя. — Бенедикт схватил Женевьеву за руку, когда она хотела опуститься на колени, боялся, что он рухнет на пол как подкошенный, когда ее нежные теплые губы сомкнутся на его не в меру возбужденном фаллосе. — Давайте я сначала перемещусь на диван, потом вы сможете ласкать меня как захотите.

Женевьеву восхитили по-кошачьи грациозные движения. Его обнаженное смуглое тело было просто идеально. Этот мужчина — само совершенство.

Но до конца преодолеть свое смущение Женевьева пока не могла. Свечи ярко горели. Она могла видеть его полностью, до мельчайших подробностей. Шторы не опущены. Кто угодно мог заглянуть в окно и увидеть их. Женевьеве на секунду стало жутко и стыдно. Но внезапно смущение прошло. Незадернутые шторы… Яркий свет свечей… Кто угодно может увидеть их… Все это, наоборот, подействовало на Женевьеву возбуждающе, придавая сложившейся ситуации особую прелесть и пикантность.

Возможно, она действительно стала той сладострастницей, какой притворялась перед Софией и Пандорой, когда сказала, что им во что бы то ни стало нужно завести любовников до конца сезона.

Как бы там ни было, Женевьева, нисколько больше не сомневаясь и чувствуя себя абсолютно раскованной, обхватила пальцами огромный фаллос, спустя мгновение губы ее сомкнулись на нем. Ее шелковистые рыжие волосы щекотали ему бедра, горячее дыхание обжигало.

Женевьева медленно и ритмично ласкала фаллос, иногда слегка прикусывала кожицу на нем. Бенедикт стонал от наслаждения. Тело сотрясала сладостная приятная дрожь.

— Женевьева… — хриплым от страсти голосом прошептал он. — О, Женевьева!

Что же она делает, эта ведьма, эта безжалостная рыжеволосая сирена? Она специально доводит его до высшей точки наслаждения, чтобы он удовлетворился прямо сейчас. А это никак не входило в его планы. Он хотел обладать Женевьевой полностью. Член его увеличивался и твердел с каждым ее движением.

Сколько он ни сдерживался, несколько капелек семени выделилось из него. Но Женевьеву это нисколько не смутило. Да ее теперь вообще больше ничего не смущало. Она слизала капельки. Он почувствовал, как закипает кровь, а тело сводит приятная судорога. Понял, что больше не может сдерживаться и удовлетворение вот-вот придет.

— Немедленно остановитесь, любовь моя, прошу вас! — С этими словами Бенедикт схватил Женевьеву за руки и резко поднял с колен. Удивительное дело.

Ласки возбудили ее не меньше, чем его. Глаза блестели от вожделения, на щеках играл румянец. Влажные губы блестели, и это делало Женевьеву еще более сексуально привлекательной и желанной.

— Но вы сказали, что вам это нравится. Или я неправильно поняла?

— Мне очень нравится. Даже слишком.

— Что значит — слишком?

— Это значит, что, если бы я не остановил вас, не смог бы сдержаться и удовлетворился бы прямо в ваш восхитительный ротик, — качнув головой, объяснил Бенедикт.