— Что в этом плохого? Ведь вы говорили, что нам нечего стесняться друг перед другом, — возразила она.
— Да, это так. Но до известных пределов. — Он жалел, что заговорил об этом, Женевьева, по своему обыкновению, поняла все слишком буквально. — Вы знаете, что такое эякуляция, знаете, что во время оргазма у мужчин выделяется семя?
— Я, конечно, наивна, но не настолько глупа, чтобы не понимать очевидных вещей, — обиделась Женевьева. Щеки залила краска стыда. — Когда у мужчины наступает оргазм, он выделяет семя, из которого рождаются дети. Но, — она нетерпеливо замахала руками, когда он попытался что-то ей возразить, — вы не вошли в меня, и потому я не могу забеременеть. Так что беспокоиться не о чем.
— Дело не только в этом. Да, вы не можете забеременеть, но… — начал он.
Женевьева его перебила:
— Тогда что плохого в том, если бы все так и произошло?
— Боже мой, Женевьева! Вы совершенно ничего не понимаете. Когда мужчина удовлетворяется, его фаллос похож на… — Он нетерпеливо затряс головой, злясь на нее за непонятливость. — Я не знаю, как вам это объяснить. Вы когда-нибудь видели картинки в книгах, где изображен вулкан, извергающий лаву?
— Конечно, видела. Но как вы можете сравнивать фаллос, из которого вытекает сперма, с извержением вулкана? — все не понимала Женевьева.
Бенедикт снова подумал, что ему не стоило начинать этот разговор. Но теперь делать нечего, она требовала объяснений, и ему волей-неволей пришлось продолжать.
— В чем-то эти два явления действительно схожи. Ни мужской орган во время оргазма, ни вулкан во время извержения не могут себя контролировать, — сквозь зубы процедил он. — И если это случится, когда мой фаллос будет находиться у вас во рту… Проклятье, Женевьева, как вы не понимаете! Неужели вы не боитесь попросту подавиться моей спермой, если это произойдет?
— Если это и произойдет, я не подавлюсь и не захлебнусь, не беспокойтесь…
Бенедикт вдруг представил, как это происходит. Картина неожиданно показалась очень соблазнительной. Но нет, этого не должно случиться. Он нервно заходил по комнате. Потом понял, что выглядит нелепо абсолютно голый. Он опять начал сердиться:
— Женщины и уж тем более леди не должны глотать мужское семя. Как вы не можете понять?
— Почему? — Она действительно не понимала. — Объясните мне.
— Я… Я не знаю. Не должны, и все, — уже начиная сердиться по-настоящему, отрезал он.
— Как же тогда женщины поступают с мужским семенем?
— Никак. — Бенедикт с трудом сдерживал раздражение. — Насколько я могу судить, дамы из высшего общества упали бы в обморок, если бы их возлюбленные или мужья предложили бы им подобное.
— Но почему? — не отставала Женевьева.
— Я думаю… Такие вещи не должны нравиться женщинам, а уж дамам из общества тем более.
— Но мне это нравится. — Женевьева присела на диванчик. — Значит, по вашему мнению, я не могу называться настоящей леди?
Разговор порядком утомил Бенедикта. Он устал разъяснять прописные истины.
— Нет, напротив, вы — самая благородная женщина, какую я когда-либо встречал.
Глаза ее заблестели от восторга.
— Рада это слышать. А джентльменам из высшего общества не нравится этот вид близости?
Бенедикт рассмеялся:
— Думаю, они пали бы ниц перед женщиной, согласившейся на подобное, стали бы целовать ей ноги в знак благодарности, но они не могут делать этого со своими женами и любовницами.
Женевьева о чем-то задумалась и помолчала с минуту.
— Возможно, именно поэтому большинство из них начинают ходить в бордели через несколько месяцев после свадьбы. — В ее взгляде появилось странное выражение.
— Женевьева! — неодобрительно глядя на нее, воскликнул Бенедикт. — Вам не кажется, что нам надо немедленно прекратить этот неприличный разговор?
— Бенедикт! — передразнивая его интонацию, воскликнула она. — Я хочу научиться доставлять мужчине неземное наслаждение. Но вы почему-то не желаете объяснить мне, как это сделать.
— Вы хотите, чтобы я научил вас премудростям любви, чтобы вы могли потом удовлетворить следующего любовника и произвести на него впечатление во время физической близости? — нахмурившись и подбоченясь, проговорил Бенедикт.
Женевьева на какой-то момент потеряла дар речи. Как он мог о ней такое подумать? Ведь она мечтала только о том, чтобы удовлетворить его. Ей и в голову не приходила мысль о новом любовнике. Кроме Бенедикта, ей был никто не нужен.
Она по-настоящему влюбилась в него. С ее стороны это было не только глупо, но и опасно. Сам он ни разу не сказал, что любит ее. Да это, скорее всего, и невозможно. У Бенедикта было множество связей, и все заканчивались через два-три дня. Возможно, он действительно увлечен ею больше, чем другими женщинами, но все равно она наскучит ему рано или поздно. Возможно, уже через несколько недель, Для него и это слишком долго. Она понимала, что нравится ему. Но нравиться и быть любимой — разные вещи.