Опасный цветок

– Каким образом? – спросила я, внимательно глядя на свою собеседницу.

– Сережа мне все рассказал, – все тем же невыразительным голосом продолжала Гаврютина, по-прежнему не глядя на меня. – Ты ей помогаешь, что ли? Так и знай, на меня эта гадина пусть не рассчитывает.

– Боюсь, Камилла Шальновская уже ни на что не сможет рассчитывать, – холодно произнесла я. – Она умерла несколько дней назад.

И я словно невзначай назвала дату смерти Камиллы. Вероника резко выпрямилась и замерла. Несколько секунд она сидела совершенно неподвижно, не произнося ни слова. Наконец она медленно повернулась в мою сторону.

– Умерла? – переспросила она, глядя на меня во все глаза. – Как?

Я внимательно смотрела на Гаврютину, продолжая гадать, не разыгрывает ли передо мной эта довольно странная женщина гениальную комедию.

– Выпала из окна собственной квартиры, – коротко сообщила я. – Разбилась насмерть.

Едва услыхав мой ответ, Вероника издала короткий резкий смешок и, вскочив со стула, проворно подошла к подвесному шкафчику у окна. Достав из него два высоких бокала, она с грохотом поставила их на стол и наполнила их красным вином почти до краев. Руки у нее при этом дрожали, возможно, от потрясения, а может быть, это проявление побочного эффекта от содержащихся в вине полезных веществ.

– За свершившееся возмездие! – провозгласила Гаврютина, подняв бокал. – Земля ей пухом.

Я со смешанными чувствами выслушала этот замысловатый тост. Это уже не было похоже на пустые кривляния, призванные сбить меня с толку. За годы практики на ниве частного сыска я научилась разбираться в нюансах человеческих эмоций и сейчас безошибочно определила, что Вероника искренне обрадовалась, узнав о гибели Камиллы.

– За что же Камилле воздалось? – попыталась я разговорить задумавшуюся было хозяйку.

– За что? – лицо Вероники исказила злобная усмешка. – Да ведь это она все подстроила. Довела Сережу до тюрьмы, а потом до могилы. Он сам мне все рассказал, но сделать было ничего нельзя, эта гадина все рассчитала!

Я скептически выслушала эти излияния. Сколько же раз мои клиенты потчевали меня слезливыми историями о безвинно осужденных ворах, мошенниках, насильниках и убийцах. Вот и Вероника искренне верила в невиновность своего Сергея, да еще явно связывала гибель Камиллы со смертью своего безвременно ушедшего возлюбленного. Тем не менее я почти не сомневалась, что Вероника действительно понятия не имела о том, что ее соперница мертва.

Но все же кое-что мне необходимо было проверить.

– А разве вы не приходили к Шальновской в тот самый день, когда она погибла? – невинно поинтересовалась я. – Дело в том, что Инесса Матвеевна, управдом, сказала, что видела вас. Вы пытались попасть в квартиру Камиллы и грозились ее убить.

Прежде чем ответить, Вероника одним махом осушила свой бокал и свирепо стукнула им по столу.

– Я?! – Она уставилась на меня, сузив глаза. – Да у этой старой карги в башке мякина слиплась! Я в больнице провалялась целых две недели, из-под капельницы не вылезала, вчера только выписалась. Вон мое барахло больничное в двух сумках, пойдем покажу!

И прежде чем я успела ответить, Гаврютина проворно ухватила меня за руку и потащила из кухни. Она настойчиво тащила меня в нужном направлении, и я покорно плелась за ней по коридору.

– Вот, смотри, если не веришь! – Вероника резко остановилась у двери в другую комнату, вероятно, спальню, возле которой были свалены две объемистые холщовые сумки. Гаврютина принялась вытряхивать содержимое сумок прямо на пол, и моему взору предстали пара полотенец, скомканная пижама, пакеты с остатками продуктов, и в довершение выкатилась фаянсовая кружка, в общем, типичный набор, который спешно собирает пациент, отправляясь в стационар. Если, конечно, на момент госпитализации он в состоянии сам собрать все необходимое, в противном случае это уже забота родственников.

Я равнодушно оглядела внезапно образовавшуюся у моих ног свалку, отлично понимая, что само по себе это не доказательство.

– Вам часто приходится лежать в больнице? – сочувственно поинтересовалась я у Вероники, когда мы вновь вернулись в кухню. Гаврютина устало кивнула.

– Чуть ли не каждый месяц там загораю, меня уже все санитарки по имени знают. В десятой городской.

Я мысленно порадовалась словоохотливости Гаврютиной, поскольку мне не пришлось самой задавать вопрос, в какой именно больнице периодически загорает, по ее собственному выражению, моя собеседница.

– Я однажды приходила к этой гадине домой, – заговорила вдруг Вероника глухим прерывистым голосом, – чтобы в глаза ей посмотреть. Хотела узнать, как ей естся-спится после того, что она с нами сделала. А ей хоть бы что, цветет и пахнет. Ничего таким тварям не делается.

Тут Вероника осеклась, видимо, вспомнив, что одной из таких тварей все-таки кое-что сделалось.