Опасный водоворот

Он много раз думал о том, можно ли грезить наяву. «Не знаю, как с другими, а со мной это случалось», — заключил он. Может быть, потому, что в детстве ему подолгу приходилось бывать одному. Еще маленьким мальчиком он научился мечтать. А может быть, дед, сутулый, высокий старик, привил ему мечтательность своими чудесными сказками…

«У дедушки были белые волосы и белые усы, но он все равно не был похож на улыбающегося дела Мороза. Слишком уж худое было у него лицо. Глаза глубокие-глубокие. Глазные впадины напоминали какой-то темный свод, в глубине которого светились лишь две маленькие точки, отражавшие солнечный свет, — глаза… А белые, словно посеребренные инеем, брови напоминали сугробы снега, выпавшего на краю свода.

Больше всего дедушка гордился своими усами. Они толстыми кистями свисали по обе стороны рта, как лошадиный хвост на турецких бунчуках. А сколько он знал сказок! Бывало, сядет на вершину Вечернего холма и не спеша начнет рассказывать… И как живые, встают герои его сказок: и волшебные феи, и злая ведьма, обратившая в свинью бедного пастушка, и счастливый овчар, которому умная собака отыскала клад, откопав котел золота под древним курганом…

Дедушка… Боже мой, как давно он умер! После его смерти я продолжал мечтать один… То был где-то в синем море, на гребне огромных волн… Все погибали, только я один оставался жив, потому что мне всегда помогала какая-то сверхъестественная сила. То, улыбаясь, шел в снежную пургу наперекор разбушевавшейся стихии, потому что я был сильный, непобедимый».

Однажды он, не закрывая глаз, представил себе конец света. Тогда он уже ходил в школу. Там услышал о необыкновенном существе — о боге. Попробовал представить его себе, но не мог. Каждый раз перед ним возникало лицо деда. Он знал, что бог сильнее деда, потому что забрал его к себе.

«В один из зимних вечеров к нам как-то забрела молодая девушка. Отец сказал, что ее зовут Эстер Эселёш. Она была очень странная, но рассказывала удивительные, необыкновенные истории. С каким интересом я слушал ее! Эстер говорила о боге, который уничтожит весь мир, потому люди злые. Вот тогда, сказала она, все огласится плачем и стенаньями. Огонь вырвется из глубины земли. Лава, пепел и кровь, много крови, потекут с неба. Из глаз матерей тоже польется кровь. И из глаз младенцев. Кровью наполнятся ручьи, кровью разольются реки, и кровавое море будет катить свои волны между высокими крутыми берегами.

Отец сказал ей своим тихим голосом:

— Больна ты, бедняжка, к врачу бы надо тебе.

На следующий день я представил это себе, сидя на вершине Вечернего холма. И бога — он сидел на скалистом троне. Волосы, борода его свисали с неба до земли. Он сердито смотрел на меня, держа в руке костяную булаву. Люди причитали, охали, умоляли пощадить их, а я парил в вышине, там же, где бог. Какая-то неведомая сила удерживала меня наверху. Подо мной раскинулся мир — без конца и края… Разрушенные города, села и огонь. Он течет, как река, и люди, охая и причитая, бегут от него, но огонь настигает их, и тогда люди, став на колени и воздев к небу руки, в отчаянии молятся. Но бог, беспощадный бог, не прощал. С тех пор я стал бояться бога, а потом забыл о нем. В доме отца не упоминали бога…»

Он вздрогнул от неожиданности: в боковое стекло машины постучали. Это был Лайошка.

— Ласло, — сказал он, улыбаясь, — у меня письмо для тебя. Тетушка Брукнер просила передать…

— Где оно? — спросил Ласло и резко подался вперед.

— Вот, возьми, — протянул Лайош письмо.

— Спасибо, — торопливо произнес Ласло. Он включил внутреннее освещение и, забыв обо всем на свете, погрузился в чтение.

Яркий сноп света, отбрасываемый фарами, освещал узкую полоску бетонированной дороги. Стволы деревьев вдоль шоссе словно мчались в противоположную сторону, с бешеной скоростью приближались и исчезали в непроглядной ночной темноте. Стрелка спидометра показывала девяносто.

Юноша уверенно сидел за баранкой, внимательно следя за дорогой. Что-то подгоняло, подстегивало его. Может быть, тоска? Может быть, досада, что Эржи не поехала с ним, не послушалась его? Письмо причинило ему боль. Он знал, что девушка любит его, верил, что она написала правду. «И все же не пошла со мной, что-то встало между нами и мешает соединиться, быть рядом друг с другом. Это сильнее любви. Что же это такое? Верность принципам?.. Нет, не верю, не может быть. Для этого принципы должны основательно укорениться, получить закалку, как сталь, но это приходит со временем, в результате жизненного опыта, страданий, лишений. А мы еще не испытали лишений.