Читаем Опасный водоворот полностью

Опасный водоворот

«И я ушел, даже не попрощавшись. Может быть, не от сердца шли тогда эти громкие слова. Может быть, я хотел разыграть перед ней героя? Для чего это было нужно? Ведь вместе с искренностью в моем поведении было тогда что-то фальшивое. Странно, что тогда я этого не замечал. В университете было тогда такое настроение, как когда-то в кафе Пильвакс…[15] А кто прав сейчас? Шари или я? А может быть, ни она, ни я? Ведь тогда никто из студентов не помышлял о вооруженной борьбе, они твердо решили не допускать в свои ряды провокаторов. Я и сейчас считаю, что мы правильно сделали, организовав демонстрацию. Но в чем же тогда ошибка? Кто может ответить на этот вопрос? Бедная маленькая Шари… Что с ней сейчас? И что будет со мной?» Он понимал, что не может оставаться здесь, среди будущих убийц. «Куда мне идти? К тем, кто по ложным обвинениям посылал на мученическую смерть, бросал в тюрьмы честных членов партии, руководствуясь единственной целью — возвеличить собственную персону, к тем, кто меня самого вынуждал изо дня в день лгать и себе и студентам? Идти и защищать тех, кто в безумном стремлении удержаться у власти расстреливал у здания Радио молодежь, пришедшую туда из чистых побуждений и не имевшую никаких грязных целей?»

Мука исказила его лицо. Пальцы сжались в кулак. Ему хотелось кричать от невыносимой боли. А в голове все звенела зловещая песня пьяных, кровожадный клич завтрашних убийц: «Гей, Ицик, гей, Ицик, не отправим тебя в Освенцим!» Это даже не клич, это программа, зловещая кровавая программа, взрыв сдерживавшихся многие годы страстей, кредо сторонников массовых расправ. «Гей, Ицик!» А если эта песня распространится дальше, выйдет из подвала больницы, если ее будут петь по радио и в эфире прозвучит смертный приговор ни в чем не повинным людям? Если радиоволны по всей стране разнесут речь Чатаи, призывающую к мести, или требования Варги о возвращении Трансильвании? Как мне быть в таком случае? Как я должен поступить? Допустить это? Допустить? А может быть, мой долг всеми силами бороться против них? Но раз так, значит надо отстоять здание Радио! Нужно до последнего патрона отстаивать его». Догадка мелькнула в мозгу у молодого человека. «Я не был у здания Радио. Может быть, осада его происходила совсем не так? У министерства внутренних дел я был. Там мы первыми открыли огонь, и уже потом, значительно позже, стали стрелять в нас…

А если у здания Радио было так же?»

В голове у него постепенно прояснялось. Кажется, он начинал все яснее и яснее отдавать себе отчет в происходящем… «Одно совершенно бесспорно: оставаться среди этих людей я не могу. Сегодня они только поют, а завтра, может быть, начнут убивать. Куда идти? В партию? Я коммунист, мое место там… Но почему не делают этого Дери, Зелк и остальные? Они хорошие коммунисты, лучше меня, и они стоят сейчас во главе революции… Может быть, они не знают, что происходит здесь, может быть, они не слышали этой песни?.. Я пойду к ним, пойду и расскажу все, что думаю, попрошу совета, указаний. Да, теперь мне все ясно: нужно вести борьбу на два фронта — и против сектантов, и против фашистов… Но хватит ли на это сил? Где их взять?»

Он еще долго раздумывал и, кажется, несколько успокоился. Ему многое стало ясно. Песня подействовала на него отрезвляюще. «А что если писатели поднимут меня на смех, не захотят разговаривать? Ну и пусть. Все равно здесь мне не место…»

В тумане, сначала смутно, затем все отчетливее, вырисовывалась человеческая фигура. «Кто бы это мог быть?» Человек шел нетвердо, то и дело спотыкаясь, натыкался на деревья, размахивал руками… «Не Ласло ли это? Да, конечно, он… Бедняга, здорово его накачали! Жаль парня… Хороший он человек». Доктор встал, пошел ему навстречу.

— Ласло, что с тобой?

Юноша уставился на Доктора посоловевшими глазами. На лбу у него блестели крупные капли пота. Гимнастерка была расстегнута. Ласло знобило.

— Ты простудишься, бедняга, — участливо сказал Доктор. — Пойдем я уложу тебя.

— Нет… нет… не могу… Ты, Доктор… очень… мне плохо…

Доктор снял с себя пальто, накинул юноше на плечи.

— Посиди немного. Сейчас тебе станет легче… Нужно, чтобы тебя вырвало, — и посоветовал, как это сделать.

Он ухаживал за юношей, подбадривал, вытирал платком потный лоб. Ему было приятно сейчас оказаться кому-нибудь полезным. Ласло действительно стало легче. Совет Доктора помог. Алкоголь все нутро вывернул ему наизнанку. Он еще не научился пить.

«Я уведу его с собой, — решил Доктор. — Еще немного посидим и уведу».

— Ласло! Тебе лучше?

— Да! Только голова… Боже, что с моей головой?

— Где твоя шинель и шапка?

— Не знаю.

— Вспомни!

— Зачем?

— Мы уйдем отсюда!

— Куда?

— К настоящим революционерам.

— Я никуда не пойду! — возразил Ласло.

— Разве ты не видишь, кто втесался в наши ряды?