Опасный замок (сборник)

– Позвольте вам заметить, что мысли мои принадлежат мне.

– Советую вам не делать никаких попыток, ибо я буду пристально наблюдать за вами. Белье для вас и необходимое в настоящих обстоятельствах платье готовы. Кристел Никсон будет вашим слугой или, лучше сказать, горничной. Ваш дорожный костюм может вам показаться несколько странным: но если вы от него откажетесь, ваша поездка будет так же неприятна, как путешествие сюда. Прощайте. Мы знаем теперь друг друга лучше, чем прежде, и не моя вина, если, познакомившись короче, мы не возымеем один о другом лучшего мнения. Завтра мы выезжаем на рассвете, а может быть, и раньше.

С этими словами сквайр вежливо поклонился и вышел.

Вот какие получил я сведения. Значит, опасность, угрожавшая мне в Англии, была власть этого человека.

Глава IX. Продолжение журнала Дарси Летимера

Оставшись один, я предался размышлениям, и вдруг на дворе под моим окном раздались звуки скрипки. Двух-трех ударов смычка для меня было достаточно, чтобы узнать игру знакомого мне слепого музыканта, с которым я ходил на вечер и который присутствовал при разрушении рыболовного завода квакера Джоши. Он два раза сыграл одну прелестную шотландскую арию.

Утопающий хватается за соломинку. Я знал, что этот человек, несмотря на свою слепоту, был отважен, сметлив и мог служить отличным проводником. Я полагал, что заслужил его доброе расположение. Тотчас же мне пришла на память история Ричарда Львиное Сердце и его менестреля Блонделя. Тотчас же я придумал средство вступить с ним в сношения.

Слепец начал в третий раз свою арию.

– Если вы не умеете играть другой песни, – сказал кто-то, – советую вам убираться отсюда. Притом же Кристел Никсон и сквайр скоро возвратятся, и вы увидите, кто заплатит за скрипку.

«А! – подумал я, – если нет других слушателей, кроме Джона и Дорки, я попытаюсь».

И, желая выразить свой плен, я запел начало 137-го псалма:

На реках Вавилонских
Тамо седохом и плакахом.

Меня, казалось, слушали внимательно, и когда я умолк, кто-то сказал с участием:

– Увы, бедный молодой человек! Неужели такой красивый парень лишился рассудка?

– Если это правда, – молвил Вилли, возвышая голос так, чтобы я мог услышать, – то самое лучшее для него лекарство – скрипка.

И слепец немедленно заиграл одну шотландскую песню, слова которой я припомнил в ту же минуту:

О, распевай, мой парень,
Я приду к тебе на помощь.

Я услышал на дворе стук деревянных башмаков – обыкновенная обувь камберлендских крестьян, – из чего заключил, что Джон и Дорка танцевали джигу под музыку. Воспользовавшись этим, я смело засвистал арию, слова которой начинались следующими словами:

Придите ко мне,
Помогите мне,
Когда все меня покинули.

Вилли вдруг сбил с такта танцующих, внезапно переменил арию, и заиграл ту, первый куплет которой начинался:

Я тебя некогда не обману.
Вот тебе моя рука!

Я не сомневался, что слепец очень хорошо понял меня, но войти с ним в прямые сношения не представлялось никакой возможности. Я даже начал бояться петь из боязни возбудить подозрение Дорки или даже глуповатого ее товарища. Однако мне было необходимо сообщить слепцу свое намерение о желании убежать. Надеясь на его смышленость, я начал насвистывать песню:

Прощай, вся честная компания.
Веселитесь хорошенько без меня.
Я сажусь на лошадь
И хочу поискать другого отечества.
Друзья мои и недруги
Желали бы видеть меня далеко отсюда.

Вилли немедленно отвечал арией:

Надвиньте на лоб страшные шлемы
И переходите со мной через границу.

Но в это время внизу заговорили о прибытии Кристела Никсона. Вилли вынужден был удалиться, но на прощание сыграл:

Друг, я тебя не покину.

Судя по всему, я приобрел себе верного сторонника, и хотя странно было рассчитывать на бродячего музыканта… притом слепого, я не терял надежды.

Но я ожидаю помощи еще и с другой стороны, Аллан. Два раза я видел на рассвете молодую особу, которая проходила по двору фермы и на мои знаки отвечала жестами, что узнала меня, но прикладывала палец к губам, как бы рекомендовала молчание и осторожность. Последний раз мне показалось, что она хотела поговорить со мной, но кто-то помешал.

На другой день я нашел у себя на столе стихи; как они попали ко мне – не могу сказать. Почерк был ловкий и орфография правильная.

Стихи говорили о надежде, и в них высказывалась мысль, что, обнаруживая робость, мы изменяем самим себе. Невозможно было сомневаться, что стихи эти были написаны мне с дружеским намерением.