Приняв подобное решение, он нетерпеливо начал ожидать условленного времени. Но ожидание его было непродолжительным: одновременно с боем часов явился старик слуга и пригласил его следовать за собой. Они прошли целым лабиринтом коридоров, какие существовали в древних замках, и проводник ввел его в небольшую, но хорошо убранную комнату, в которой не было недостатка ни в каких удобствах. Отец Бонавентура лежал на диване, как человек усталый и нездоровый. Возле него на маленьком столике лежал католический молитвенник и стояли склянка с лекарством и фарфоровая чашка. Слуга не последовал за Алланом в комнату, но поклонился низко и затворил осторожно двери.
– Садитесь, молодой человек, – сказал отец Бонавентура с той снисходительностью, которая уже раз удивила и почти оскорбила Файрфорда, – вы были больны, а болезнь требует снисхождения. На что же вы решились: ехать или оставаться?
– Ехать, – отвечал Аллан, – с условием, что вы поручитесь за мою безопасность относительно этого странного человека, который так незаконно поступил с моим другом.
– Не судите столь поспешно, сударь. Редгонтлет имеет права опекуна над этим человеком. Он волен назначить ему местопребывание, хотя и мог бы избрать более законные средства для этого.
– Положение, в котором он находится в качестве обвиненного в государственной измене, лишает его всех этих средств.
– Без сомнения, – сказал отец Бонавентура, улыбаясь живости молодого адвоката, – в глазах тех, кто признает справедливость этого суждения, но я этого сделать не могу. Что бы там, впрочем, ни было, вот мое ручательство; прочтите – и вы убедитесь, что на этот раз не повезете предательского письма. Файрфорд прочел следующее:
– Понимаете, сударь, – сказал отец Бонавентура, когда Аллан окончил чтение, – что, принимая это письмо, вы обязаны подождать результата, прежде чем прибегните к так называемым законным средствам для освобождения вашего друга.
– Здесь есть небольшая шифрованная приписка, – заметил Аллан, – могу ли я спросить, что она заключает в себе?
– Она касается моих частных дел и никак не относится к вашим.
– А между тем естественно предполагать…
– Не предполагайте ничего несовместимого с моей честью, сударь. Когда подобный мне человек оказывает снисхождение, он должен ожидать, что его примут с признательностью или откажут с уважением. Здесь не может быть места ни вопросу, ни претензии.
– Принимаю ваше письмо, – сказал Файрфорд после минутного молчания, – и признательность моя будет безгранична, если я достигну результата, на который вы подаете мне надежду.
– Один Бог распоряжается земными событиями; человек употребляет только средства. Но повторяю, вы должны дожидаться решения лэрда Редгонтлета, прежде чем прибегните к правосудию.
– Обязываюсь и даю честное слово.
– Довольно. Я вам верю. Теперь я скажу, что ночью я посылал нарочного за Редгонтлетом, который должен явиться в одно место в нескольких милях отсюда, где ему неудобно совершить какое бы то ни было насилие над вами или над вашим другом, если бы он был настолько безрассуден, чтобы последовать совету мистера Максвела, вместо того чтобы повиноваться моим приказаниям. Теперь мы понимаем друг друга.