И так я получал наилучшее из возможных образований, думая, что развлекаюсь. Случилось бы это в любом случае? Возможно. Никто не знает, почему происходят те или иные события. Но «Властелин колец» стал вехой в моем чтении. Я уже любил читать, но именно «Властелин колец» научил меня читать другие книги.
Раньше я перечитывал его раз в год, весной.
Потом понял, что перестал это делать, и задумался, в чем дело. Точно не в сложном и порой тяжеловесном языке. И не в том, что мир затмевает собой персонажей. Не в отсутствии женщин или другом мнимом или реальном нарушении нынешних социальных правил.
Просто в моей голове уже сорок лет есть фильм. Я всё еще помню зеленый свет в буковом лесу, ледяной горный воздух, пугающую темноту гномьих рудников, зеленые склоны Итилиена, запад Мордора, держащийся против наступающей тьмы. Персонажи не так важны для этого фильма, потому что для меня они всегда были только фигурками на фоне пейзажа, главного героя. Я помню это так же ясно – да нет, если подумать, куда яснее – многих мест, где я бывал в так называемом реальном мире. Странно это писать и думать, что я помню просторы Средиземья не хуже настоящих мест. Герои безлики, это просто точки в пространстве и источник диалогов. Но в Средиземье я побывал.
Думаю, это эскапизм. В моей школе он считался ужасным преступлением. В тюрьме это тоже ужасное преступление – по крайней мере, для тюремщика. В начале шестидесятых у этого слова не было положительных коннотаций. Но можно бежать не только откуда-то, но и куда-то. В моем случае побег был в точности таким, как описал Толкин в «Дереве и листе». Я начал с книги, потом пошел в библиотеку, а потом открыл весь мир.
Думаю ли я до сих пор, как думал тогда, что Толкин – величайший писатель в мире? Строго говоря, нет. Так можно думать в тринадцать. Если ты продолжаешь считать так же в пятьдесят три, что-то в твоей жизни пошло не так. Но иногда что-то сходится в правильном месте и в правильное время – книга, автор, стиль, тема и читатель. И возникает волшебство.
Я продолжил читать. Если прочитать достаточно книг, они начинают изливаться из вас, так что я стал писателем.
Однажды я подписывал книги в Лондоне. Ко мне подошла дама, одетая в костюм, который в восьмидесятых именовали «доспехами», несмотря на смехотворное отсутствие титана и протонных пушек. Она протянула мне книгу. Я спросил, как ее зовут. Она пробормотала что-то. Я переспросил – в магазине было шумно. Она снова что-то буркнула, и я опять ничего не понял. Когда я открыл рот, чтобы спросить в третий раз, она решительно сказала: «Меня зовут Галадриэль».
Я спросил: «А вы случайно не родились на плантации конопли в Уэльсе?» Она мрачно улыбнулась: «Я родилась в фургончике в Корнуолле, но идея верна».
Толкин в этом не виноват, но давайте посочувствуем всем Бильбо на этой планете.
Нил Гейман, Великий Фокусник
Программа конвента Boskone 39, февраль 2002 года
Что я могу сказать о Ниле Геймане такого, чего еще не сказал в «Смертоносном воображении: пять практических примеров»?
Он не гений. Он лучше.
Другими словами, он не волшебник, а фокусник.
Волшебникам не приходится работать. Они просто машут руками, и происходит чудо. А вот фокусники работают много и тяжело. В юности они долгие часы проводят, внимательно наблюдая за величайшими престидижитаторами современности. Разыскивают старые книги о трюках, и если они фокусники от природы, читают и всё остальное, потому что вся история – это одно сплошное волшебное шоу. Они подмечают, как люди думают и как часто они не думают. Они учатся скрытому использованию пружин, узнают, как открыть огромные двери храма легким касанием и как заставить трубы взреветь.
Они выходят на сцену и покоряют вас с помощью разноцветных флагов, дыма и зеркал, и вы вопите: «Невероятно! Как он это сделал? Что сталось со слоном? Куда делся кролик? Он что, правда разбил мои часы?»