Опекая зло (СИ)

Дождавшись, когда сторожа скроются из виду, я перебрался через железную решётку с помощью заранее купленной днём верёвки и укрылся за высокой изгородью, росшей у самых стен дома. Стараясь не издавать никаких шорохов, способных выдать моё присутствие здешним обитателям, я вскарабкался по водосточной трубе до кирпичного выступа, разделяющего два этажа, и осторожно пошёл вдоль стены, обдуваемой поднявшимся ближе к ночи ветром. К счастью, ни уроки фехтования, ни увлечение греблей не прошли даром - я легко удерживал равновесие, плотно  прижавшись к ровной поверхности. Путешествие над землёй - предприятие рискованное, и я молился про себя, чтобы внизу не оказалось никого, кто бы мог по достоинству оценить мою смелую выходку, иначе остаток ночи мне довелось бы провести если не в больнице, то в полицейском участке.

Миновав несколько тёмных окон, я добрался до первого же освещённого и заглянул внутрь комнаты. Но, увы, Роуз в ней не было! Комната оказалась пуста. Я не мог не заметить, с каким хорошим вкусом, и, главное, простотой она обставлена. У одной из стен стояла застеленная покрывалом дубовая кровать с высокими резными спинками, на которую сегодня ночью ещё никто не ложился, а на низком прикроватном столике в начищенном до блеска бронзовом подсвечнике догорала забытая свеча. Не желая останавливаться на достигнутом, я пошёл дальше и заглянул в следующее окно.

Спустя шесть лет я снова ощущаю, как дрожь пробегает по моей спине каждый раз, когда  вспоминаю увиденное. Оно поразило меня тогда, и это ощущение не отпускает до сих пор, стоит только представить, какие мучения довелось испытать моей Роуз, какой пытке подверглось её юное тело и хрупкая душа! Сейчас я как никогда  понимаю, что от такого мог сойти  с ума и совершенно нормальный человек! Но тогда я ещё ничего не знал о моей несчастной возлюбленной, и увиденное в её комнате произвело на меня огромное впечатление, приведя в полное замешательство.

А увидел я вот что. Возле самого окна на стуле в три четверти оборота сидела миссис Оук. Её руки сжимали белый платок, который она время от времени прикладывала к  влажным глазам, а сама громко шептала -  её голос был хорошо мне слышен:

- Боже милосердный, помоги мне пережить это! Смилуйся! Смилуйся... Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё, да придет царствие Твоё...

Её взгляд устремлялся вглубь комнаты, но не на кровать, как я ошибочно предположил вначале, а на столик подле неё, на котором горели три ярких, потрескивающих свечи. Под ними лежала закрытая Библия в чёрном, теснённом золотом переплёте. Миссис Оук безотрывно смотрела на книгу, перемежая слова "Отче наш" собственными жалостливыми просьбами об избавлении. Моя бедная Роуз лежала на кровати ничком, глаза её были широко открыты и сияли, подобно чёрным агатам, а щёки горели болезненным румянцем. Она была укрыта тонким одеялом по самую шею, словно тепло летней ночи не коснулось её, и она замерзала от некой таинственной лихорадки.

Над её кроватью возвышался седовласый мужчина лет пятидесяти. Его солидные усы расходились в разные стороны и соединялись с бакенбардами,  подчёркивая обвислые щёки и придавая лицу несколько постный и  недовольный  вид. На голове просвечивала круглая  плешь. За его спиною замерли две горничные, видно, поднятые с постелей, так как одеты они были в халаты, а на голове у каждой имелся ночной чепец.

- Поднимите-ка её, Молли. А вы, Мэри-Энн, подайте из моего саквояжа ножницы, да поживее!

- Прошу вас, доктор Корнвик, осторожнее! - взмолилась миссис Оук, - Любое движение причиняет ей невыносимую боль!

- Держите себя в руках, миссис Оук, - грозно предупредил её  доктор, - я проделывал это десятки раз. Нашей драгоценной Роуз ничего не грозит. Я просто облегчу её страдания, - успокаивал он  женщину, пока сонная Мэри-Энн рылась в саквояже, а Молли, сбросив с пациентки одеяло, помогала мисс Оук подняться и встать на кровати на колени. Роуз оказалась повёрнута к доктору спиной и лицом ко мне -  дородная Молли стояла прямо перед ней, позволив опереться руками о свои широкие покатые плечи. Привычным движением доктор Корнвик разрезал ночную рубашку на спине девушки и отвёл её края в стороны. Какое-то время, хмурясь,  он всматривался во что-то мне невидимое, и, наконец, изрёк:

- Чудная кожа, лилим! Ей-Богу, чудная! Ни одного волоска! - восхитился он. - Но нужно сделать два неглубоких надреза, иначе жар может продолжаться, а состояние ухудшиться.

- Делайте всё, что считаете нужным, - безжизненным голосом ответила ему миссис Оук.

- Мэри-Энн, подогрейте воду, - скомандовал доктор, и прислужница тут же исчезла из комнаты, а миссис Оук возобновила свои молитвы.

Глаза Роуз были прикрыты, губы бледны, и хоть Молли закрывала её собою  почти полностью, я мог видеть, как нервно она перебирает пальцами край прижатого к груди одеяла, с которым  так и не пожелала расстаться.