ОПЕР, или В городе нашенском

Ха-ха, оказывается и со скованными руками можно сильно ударить и попасть в самое больное место. Видно не хочется быть ей еврейкой. Я даже и не ожидал, что мадам может комплексовать из-за такого пустяка. Сейчас-то евреи в законе. Я даже где-то читал, что многие женщины при искусственном оплодотворении стараются залететь именно от евреев. Место страха понемногу занимает злоба, и она уже совсем не беспричинная.

– До последнего времени абсолютно ничего против них не имел. Я с евреями мало сталкивался, в основном по телику про Израиль слышал. Всегда думал, что нация умная и здравомыслящая. А вот с вами столкнулся и получил порцию нечеловеческого садизма. Но я понимаю, в каждой нации есть уроды, такие, как вы.

Я, кажется, переборщил, милиционерша озверела мгновенно. Зашипела змеей мне прямо в лицо:

– Что ты сказал, подонок? Повтори.

С прикованными руками я просто боюсь её. Она точно ненормальная, кажется, что сейчас взорвётся от ярости, и мне не остаётся ничего другого, как смотреть ей прямо в глаза.

– Ну, что выставился? Ты крутой и смелый?

Ударила она очень профессионально, правой сверху вниз. Я видел удар, но всё что мог сделать, это отклонить голову в сторону и прижать подбородок к плечу. Кулак женщины прошёлся вскользь по лицу и по горлу. Задел слегка по касательной, но дыхание у меня перекрылось, и через секунду я глотал сопли и слёзы. Ещё через пару секунд, наконец, вздохнул полной грудью, и заорал, толком ничего не соображая от ярости:

– Жидовка, тварь помойная.

Как я ей хотел врезать! Изо всех сил, в этот аккуратный и чётко очерченный носик, чтобы он разлетелся вдребезги. Но руки надёжно прикованы к стулу, а следовательша снова молотит кулаками, и я уже не могу отклониться от такой плотной серии. Вспышки и искры в глазах. Я никогда не пропускал столько ударов сразу. Пытаюсь достать ее ногой, не получается. Страшная боль почти ослепила. Током ударила под левым глазом. Я чуть не потерял сознание. Перепуганный франт с побелевшим до невозможности лицом, оттаскивает разъяренную женщину, которая начинает рыдать во весь голос. Через минуту я остаюсь в кабинете один. Левый глаз ничего не видит, чувствую, как кровь стекает по щеке, шее. Воротник куртки слева намок очень сильно. К тому же саднят разбитые губы и нос, из которого тоже хлюпает кровь. Через десять минут возле меня хлопочет медсестра, крашеная блондинка средних лет. Все её хлопоты вылились в повязку под глазом, ещё вытерла меня от крови, даже с одежды немного стерла. Она спокойна, видно, не впервой оказывать подследственным экстренную помощь на допросах. Вернулись в кабинет следователи. За моей спиной два прапорщика-конвоира. Милиционерша уже успокоилась, перебирает какие-то бумаги. А мне плохо, снова страх просто душит. Я вспомнил круглые от страха глаза задержанного, когда открыл ночью камеру, чтобы проверить, как он там, жив ли ещё. Неужели и у меня в глазах такой же животный страх? Вернее, в одном глазу, второй заплыл и не открывается. Эта мысль про один глаз, в котором страх, развеселила меня, потеснила из души панику. Нет, так дело не пойдёт. Надо доводить всё до конца, чтобы по ночам не вскакивать в ужасе. Спокойным голосом окликаю женщину:

– Зоя Абрамовна, – она поднимает на меня ничего не понимающие глаза. Смотрит спокойно и вопросительно. Совсем не подумаешь, что недавно она была готова меня убить. – Вас раком сделали, мимоходом на лестничной площадке, у мусоропровода.

На моё плечо ложится дубинка конвоира. Он, как верный пёс, ждёт команды. Но её не последовало. Наконец мои руки освобождены, через несколько минут я в своей камере. Сокамерники смотрят на меня с ужасом. Представляю, на кого я сейчас похож. Давненько никто не появлялся с допросов в таком виде. Ещё через десять минут повязка пропиталась кровью. Кудря так жахнул ногой в дверь, что надзиратель прибежал через секунду.

– Давай человека в больничку, видишь, кровью истекает.

И снова над мои лицом колдует искусственная блондинка, совсем не искусная в области медицины. Из её причитаний я понял, что всё это надо зашивать, а врача нет. И единственное, что она сможет, это положить с десяток скобок, чтобы рана не расходилась. Трудилась она настолько близко, что я, сраженный болью и близостью женского тела, приобнял её на секунду. Успел почувствовать под рукой плотное и упругое тело. Реакции медсестры была мгновенной:

– По морде хочешь? Не посмотрю, что раненый.

Сказано было без злобы и так буднично, что я невольно рассмеялся.

– Чего ржешь-то?

– С твоей фигурой только здесь и работать. Наверное, полтюрьмы о тебе мечтают.

– Это их проблемы. Пусть мечтают, пусть дрочат.

Говорила она, в общем-то, доброжелательно. И тут меня осенило. А почему бы не попробовать, тем более, что охранник в другой комнате, так сказать в приёмном отделении.

– Можно вопрос, милая женщина? Не желаете сегодня получить тысячу долларов?

Она не спеша отодвинулась. Смотрит внимательно. И в её взгляде совсем нет недоверия. Она видимо частенько получает такие предложения.

– С чего бы это?