Не дай Бог, если Георг увидит в ней агента противника, тогда прощай роскошное тело, которое сулит так много сладкого. Босс глянул на меня удивленно, как будто я законченный импотент, потом снова на Галочку и, наконец, переварив услышанное, благосклонно разрешил.
– Валяйте, час в вашем распоряжении. И спальню, пожалуйста, не занимать. Буду возвращаться – позвоню.
У меня гора упала с плеч. Поднимаясь на второй этаж, я не удержался, глядя, как гибко поигрывает бедрами идущая впереди женщина. Мои руки легли на её талию, скользнули на бёдра. Следующие пять ступенек я обмирал от желания, чувствуя их упругие перекатывания, с молчаливого согласия женщины расположив руки на её бедрах, но уже под подолом юбки. Галочка сделала пару шагов, внимательно огляделась и гибко нагнулась, я закинул подол юбки ей на спину. Тоненькие прозрачные трусики совсем ничего не скрывали. А артистичный шёпот женщины, играющей роль наивной провинциалки, мог просто свести с ума.
– Ой, какой охальник! Что с бедной девушкой делают?!
А я не мог отвести глаз от попки, такой белой по сравнению с загорелыми ножками.
Через часик, когда появился босс, мы уже управились и с любовью, и со страстью. Всё это обошлось мне в двести долларов. Сумма мизерная по сравнению с тем, чем я только что обладал. Женщина оказалась не только прекрасной во всех отношениях, но и порядочной. Видимо, это не было её основной профессией. На предложение Георга остаться с ним на ночь за пятьсот долларов, отказалась твёрдо. Пояснив, что хоть и ложится в постель за деньги, но только с теми, кто ей нравится. А вообще-то она работает в этом отеле уборщицей. Георг в ответ рассмеялся:
– Значит, не нравлюсь тебе? А жаль, ты мне очень даже приглянулась. Могли бы и втроем покувыркаться.
Женщина промолчала. Она, кажется, поняла, мой босс её просто тестирует. И ему на сегодня нет дела ни до какой женщины, будь тут хоть сама Софи Лорен.
Мои наблюдения продолжались ещё четыре дня, и теперь они были мне уже не в тягость. Ведь Галочка с молчаливого разрешения Георга переехала на мой диван в гостиной. За то, что она была все эти дни только моей, из моего кармана вылетало каждый день двести долларов. Через два месяца я буду вспоминать этот голландский рай с любовью и нежностью, и таким мизером покажутся потраченные на это деньги. Сегодня я просто не верю, что это со мной было, что это мне не приснилось.
На двенадцатый день рано утром мы заехали к ювелиру и передали ему наши камешки. Еврейчик не смог скрыть удивления и восхищения при виде такого богатства. Но оставаясь верным своей профессии и национальности, целый час дотошно, с лупой, изучал алмазы. Пока, наконец, не выдохнул, что всё гуд, даже очень гуд. После этого Георг кому-то отзвонился и сказал всего одно единственное слово: «Порядок!» Потом передал телефон ювелиру, тот внимательно выслушал невидимого абонента и тоже сказал одно слово: «Гуд!» Мы пожали на прощание руки и быстро ушли, нас в этой стране больше ничего не держало. На кухне, которая в этом доме занимала половину первого этажа, то ли служанка, то ли жена ювелира кормила завтраком троих детей-погодков. Всё это промелькнуло и уже через минуту забылось, мы были уже в пути. Не заезжая в гостиницу, стартовали в сторону границы.
Домой возвращались той же дорогой. Через двое суток были в Сеуле, где и отметили успешно проведённое дело. Возвращаться не хотелось, давила непонятная тревога, чувство постоянного беспокойства. И только близкая встреча с женой немного успокаивала, видеть Вику с каждой минутой хотелось всё сильнее и сильнее. Как хочется уединиться с ней где-нибудь на краю света и никого не видеть, но это невозможно. И наше уединение ограничится стенами квартиры, которые не так надёжны и совсем не смогут оградить нас от посторонних людей, волнений и неприятностей.