– Не «мамка», а «мама». И нет, я не был уличным гопником. Вместо того, чтобы сидеть у матери на шее, я учился и вкалывал. А пиво начал пить лет с двадцати пяти, когда уже мог себе его позволить. А ты родился, когда мне было двадцать. Это всего на три года больше, чем тебе. И я тогда уже знал, что буду делать – работать и содержать свою семью. Сделать так, чтобы мой сын ни в чём никогда не нуждался. Чтобы у него были все шансы вырасти человеком и добиться в жизни пусть не всего, но многого. Мне никто ничего не дарил. Никогда. Я сам выгрызал своё зубами. Смотри, тебе ведь нравится сидеть в моей тачке, да? Ты на совершеннолетие, мать говорила, такую же хочешь. Не какую-нибудь развалюху, на которой ездил я когда-то. Ты сразу на новенькую иномарку метишь. Ты учишься в престижной школе, одеваешь дорогие шмотки, на завтрак ешь икру и круассаны, а не «докторскую» с чёрным, чёрствым хлебом. Хотя в моё время, знаешь ли, «Докторская» колбаса бывала только по праздникам. Ты водишь своих девочек в кино на ВИП-места, а после идёшь с ними не в чебуречную, а в нормальную кафешку. А я в своё время не гулял с девочками. Потому что с тринадцати лет бегал по ночам разгружать вагоны, пока моя мать была на смене в больнице. Она, как твоя не бегала каждые выходные на шоппинг. Она и слова такого не знала. Однажды она пришла домой и упала на диван со стёртыми до крови ногами. И знаешь, я в тот день поклялся, что не позволю ни своей жене, ни своему сыну так вкалывать. Я сделаю всё, чтобы они ни в чём не нуждались. И я сделал, Илюх. Ты тому свидетель. Так что, не сравнивай меня с собой. У меня не было ни детства, ни юности.
Илья молча смотрел вслед своим «корешам», что, допив пиво, дружно сваливали с заброшки, изредка оглядываясь на угрожающе мощный джип Вербина.
– Я сказал им, что мой отец бандит.
Да. Почти так и есть.
– Я не удивлён. Такие отморозки не стали бы с тобой общаться, знай они, что твой отец мент.
– Прости, пап. Я был не прав. Во многом. Поехали домой? Мама там торт печь собиралась.
Накатило тепло. Разлилось по груди и выбило из лёгких воздух. Захотелось обнять сына, прижать к себе. Но вроде как неудобно уже. Большой он. Почти взрослый. Уже скоро мужчиной станет. А он, Андрей, даже не подготовился к этому.
Дверь в квартиру была не заперта, что мгновенно насторожило. Оттеснив Илью назад, вошёл первым, завёл руку под пиджак, нащупывая рукоять ствола. По коже пробежал импульс – послышался какой-то грохот.
– Назад! – вытолкнув Илью в подъезд, достал ствол и, сняв его с предохранителя, шагнул на кухню, откуда доносились звуки.
– Ой, Андрюша, – Марина подняла голову, пьяно улыбнулась. – А я тут вот… Тортик испечь хотела. Только муку просыпала.
Бывшая сидела на коленях, прямо на полу, пыталась сгрести ладонями белый порошок. И что-то подсказывало Андрею, что это нихрена не мука.
– Сука грёбаная. Ты что творишь? Это что такое? Кокс, что ли? – присел, мазнул пальцем по белой горке и, мазнув по десне, удостоверился, что таки не мука.
Вылетев в коридор, перехватил там крадущегося Илью и толкнул назад.
– Мы уезжаем. Давай, иди!
– Пап? А что с мамой? Ты чего? Пап? – сын пытался остановиться, но Андрей то и дело выталкивал его из квартиры.
– Уезжаем, сказал. Всё хорошо с твоей мамашей.
Выруливая со двора, чуть не задавил какую-то древнюю бабку, матюгнулся в голос.
– Пап, что случилось? Что там произошло? – всё не унимался сын и это уже начало подбешивать.
– Я сказал, помолчи, Илья! – но подумав, что малец не причём, осёкся. – Потом расскажу.
Что он расскажет сыну? Что его мать даже не бухает, как Андрей думал раньше, а сидит на наркоте? Как давно? Сколько раз Илья оставался с ней обдолбанной? Сколько раз мог найти пакетик с дурью и попробовать? По статистике, которую Вербин знал не понаслышке чаще всего на наркоту приседают малолетки. Они же почти не вылечиваются от зависимости.
Андрей видел их толпами. Кого-то сажал, кого-то в морг забирали эксперты. И так каждый месяц, каждый год. Несмотря на то, что все знают наркотики – зло, ежегодно погибают от них тысячи. И это только на его земле.
– Ты знал, что мать нюхает? – только нюхает ли? – Может видел чего? Шприцы дома валяются? Или порошок какой? Мужики бывают дома незнакомые?
– Чего? Пап, ты чё?.. Какие шприцы, какие мужики? – Илья, похоже неслабо удивлён. – Что с мамой?!
– Да всё нормально с твоей мамой. Пока. Сейчас отвезу тебя к Лизе. Побудешь с ней пару дней. Нам с твоей мамой надо поговорить серьёзно.
– Пап, ну ты чего? Какая ещё Лиза?
– Женщина моя, – если её можно назвать женщиной.
Лизку не видел уже около трёх суток. Странно, он никогда ни по кому не скучал, а тут вдруг вспомнил в такой момент. Саид был прав, и он стареет? Или это захлестнувшие отцовские чувства на неё спроецировались? Если так, то не по адресу они как-то… Уж кому-кому, а ей он в отцы не годится. И даже в отчимы.
Соскучился. Так и есть. Надоело ему всё то дерьмо, в которое каждый день окунается. Захотелось свежего воздуха. Чистой воды. Девочки свежей захотелось.