Опер с особым чутьем

На часах было 10:02, когда он вышел из переулка на улицу Тургенева и приблизился к знакомому дому. Под ложечкой неприятно сосало. Погода испортилась, похолодало, набежали тучи. Лето в этом году могло бы быть и сострадательнее к населению. Павел постоял у калитки, проверил зачем-то прибитый к ограде почтовый ящик. Нахлынули воспоминания – именно то, что сегодня не требовалось. Он не стал заходить на участок, переулком выбрался на параллельную дорогу, подошел к задней калитке. Какое же число тогда было? Он мысленно подсчитал: 15 июня, пятница, примерно то же время дня. Справа за углом, на другой стороне дороги, – проходная кожевенной фабрики, слева – бетонный забор. Единственный в нем просвет – метрах в ста, потом опять забор. Дорога пустая, но иногда по ней что-то проезжает. Прохожие – большая редкость – ведь слева только два участка, дальше пустыри, свалки, обрыв городской черты. Но человек, убивший Катю, не мог искушать судьбу, он должен был мгновенно исчезнуть. Оставался только этот переулок – слева. Просил же оперов проработать этот вопрос! Куренной уверял, что проработали… Он двинулся влево, не пересекая дорогу. В принципе преступник мог зайти на соседние участки. Нет, не мог – задняя калитка имелась только у Кати, у остальных – сплошная ограда. Оставался только этот узкий переулок между заводскими корпусами и чем-то заброшенным, «постиндустриальным»…

Горин, озираясь, шел по переулку. Метров двести – и забор с левой стороны оборвался. Справа – тянулся дальше, в бесконечность. Слева была канава, забитая мусором, поваленные секции забора, жесткий кустарник. Вряд ли преступник туда свернул – зачем? Его никто не преследовал, он просто спешил добраться до параллельной улицы. Стоит ли ноги ломать? То, что он задумал, было безнадежно. Столько времени упущено! Но Горин упрямо шел. Снова клочки забора, та же мусорная канава. В глубине – заброшенное автотранспортное предприятие, остовы грузовых машин. Далее овраги, где немцы расстреливали людей, уличенных в связях с подпольем… К переулку под прямым углом примыкал забор из штакетника, такой же потянулся вдоль дороги. Возникли чахлые огороды с едва взошедшей картошкой. Здесь располагались два участка, частные дома. Калитка болталась на соплях, такое ощущение, что отворилась силой мысли…

В последующие полчаса он брал на измор местных жителей, требовал невозможного. Люди недоуменно разглядывали его странное удостоверение, пожимали плечами. Как можно вспомнить события двухнедельной давности, если не помнишь, что было вчера? Их уже опрашивали – тоже давно. Ужасы войны все прекрасно помнили – период оккупации, бесконечный террор, как выживали в нечеловеческих условиях… Это навечно – каленым железом в мозгу отпечаталось. А вот то, что вы просите, молодой человек… Он не терял надежды, обходил дома, задавал вопросы, просил подумать – не отвечать сразу. Люди думали, многие искренне хотели помочь. Пожилая женщина вспомнила, как мимо ограды проходили рабочие… впрочем, это было на прошлой неделе. Одноногий мужик в тельняшке предложил выпить – тогда память точно заработает. Он уже выпил, но память не улучшалась. Редко тут ходят люди. В основном знакомые, из окрестных домов, а чтобы посторонние… Разве что заблудится человек.

Дальше был пустырь, замшелые сараи. Вихрастый пацан лет тринадцати гонял по пустырю консервную банку. За пустырем переулок обрывался, а вместе с ним и последняя надежда. Павел сменил направление. Пацан забеспокоился, стал бочком откатываться вместе с банкой.

– Подожди, не убегай, – попросил Горин, – просто вопрос. Читать умеешь? – Он развернул перед носом мальца листок, увенчанный печатью.

– Милиция, что ли? – испугался шкет. – Не, мужик, даже не проси, не знаю ничего.

– Да ты хоть выслушай. Звать как?

– Ну, Антохой кличут… – Пацан как-то скис, стал ковырять носком драного ботинка зазубренную банку.

– Откуда ты, Антоха?

– Оттуда, – кивнул пацан на участки в глубине пустыря. Они тонули в овраге, и тамошние обитатели при всем желании не могли ничего видеть.

– Часто здесь отираешься? Ну, один или с другими пацанами.

– И че. – Малолетка «независимо» шмыгнул носом.

Павел доходчиво изложил обстоятельства, попросил собеседника напрячь свою мощную детскую память.

– Ты че, дядя, с дуба рухнул? – резонно вопросил отрок. – Две недели прошло – и каким местом я должен это помнить?

– Да, пожалуй, – вздохнул Горин. – То есть не поможешь?

– Не-а.

– Ну, извини, Антоха, будь здоров. Привет родителям, или кто там у тебя. – Он повернулся к парню спиной, побрел с пустыря.

– А че расстроенный такой? – спросил в спину пацан.

– Да есть причина, – вздохнул Павел. – Этот вурдалак хорошую женщину убил. А этой дорогой бегством спасался. Теперь никто найти его не может.

– Ух ты, – глаза мальчишки зажглись, – а так и не скажешь.

– Что не скажешь, – кольнуло что-то под лопатку.

– Денег дашь?

– Бери, не жалко. – Павел вернулся, протянул рубль.

– Обижаешь, – фыркнул Антоха. – За такие деньги я тебе и «здрасте» не скажу. Ты меня, мужик, чем-нибудь серьезным заинтересуй.

– Вымогаешь у милиции? – Павел прищурился.