Оперативное вмешательство

– Не будьте так категоричны, товарищ Антонов, – усмехнулась Бригитта Бергман, – определенную научную ценность представляют связи этого человека – как среди чиновников департамента полиции, так и среди революционеров. В эту же коллекцию стоило бы добавить господина Азефа и кое-кого еще. А вот после того, как будут произведены все аресты и сделаны необходимые очные ставки, вот тогда его, вместе со всей компанией, можно и отправить в топку. Но не раньше.

– Поп Гапон – это не только ценный мех, то есть связующее звено между участвующими в заговоре чиновниками Департамента полиции и главарями эсеровской боевки, – сказал я, – но и человек, контролирующий многочисленный и весьма влиятельный профсоюз. В мирах Основного Потока Собрание фабрично-заводских рабочих стало одним из инструментов дестабилизации Российской империи, а в мире моей супруги, наоборот, исполнило прямо противоположную роль. Поэтому у нас есть два – нет, три – пути. Первый – явиться прямо на Собрание и учинить разбор полетов на месте. В таком случае, если мы не убедим рабочую массу в своей правоте, то с ее стороны возможны эксцессы в защиту любимого вождя. Второй – тихонько изъять фигуранта, допросить со всем тщанием, а потом организовать его хладный труп со следами ограбления. В таком случае Собрание, скорее всего, распадется, а присутствующий здесь Михаил Александрович лишится мощного инструмента влияния на рабочую среду. Третий – незаметно изъять Гапона сюда, но не убивать после допроса, а потребовать от него написать одному из местных товарищей рекомендательное письмо с передачей полномочий. Именно так старшие братья поступили в мире моей супруги. Но с этим есть одна сложность. Чтобы с гарантией найти этого деятеля в ночное время прямо на квартире (а иначе тихого ареста не получится) необходим слепок его ауры, которого у нас нет…

– В кругу своих почитателей поп Гапон будет вести себя нагло и попробует поднять на вас всех своих людей, – сказал капитан Юрченко. – Его и после Кровавого воскресенья не стали брать, ибо опасались, что это только усугубит беспорядки. Так что не исключено, что, явившись прямо в Собрание без предварительной подготовки, вам с Коброй придется мочить всех, невзирая на лица, а это – то же разрушение Собрания и возможные массовые беспорядки. Первым делом я предлагаю брать его бывшего начальника господина Зубатова, который и сам преизрядно многогрешен. В настоящий момент он пребывает в ссылке во Владимире, а в этом тихом омуте такая мятущаяся полная противоречий душа будет заметна для вас так же, как цыган с медведем на ярмарке.

– Согласна, – сказала Бригитта Бергман, – господин Зубатов для следствия тоже очень интересный персонаж. Насколько я помню азы этой истории, он входит в клику Витте, и в свое время принимал участие в вербовке небезызвестного Азефа-Толстого. А все, что связано с этим персонажем, пахнет даже гаже, чем деревенский сортир.

– Решено, – сказал я, – начинаем операцию с Зубатова. В состав оперативной группы входят: я сам с адъютантами, Кобра, Дима-Колдун, мисс Зул и Бригитта Бергман; находящимся в резерве взводом силовой поддержки из первопризывных амазонок командует Змей. Но это так, на всякий случай. Не думаю, что нам там хоть с кем-нибудь придется воевать. Михаил Александрович, вы с нами или посмотрите спектакль из партера?

– С вами, Сергей Сергеевич, – сказал Михаил. – Это все-таки мой подданный, и я хотел бы быть в курсе происходящего, тем более что этот человек входил в команду Витте.

24 (11) декабря 1904 год Р.Х., день двадцатый, вечер. Владимир, квартира Зубатова.

Надворный советник (подполковник полиции) Зубатов Сергей Васильевич.

Когда взбешенный моим непокорством фон Плеве с треском выпер меня со службы и упек во владимирские тьмутаракани, я дал себе слово никогда более не участвовать ни в какой политической деятельности. Все мои устремления поставить рабочее движение в легальные конструктивные рамки, ограничив его борьбой за экономические интересы трудящихся, были грубо растоптаны этим министром-держимордой, знавшим только один метод – «держать и не пущать». Моего решения не изменила даже смерть Плеве, взорванного эсеровскими бомбистами, и, как ни звали меня обратно на службу новый министр внутренних дел Святополк-Мирский и сам Сергей Юльевич Витте, я давал им твердый отказ. А причина моей неуступчивости была в том, что, когда Плеве изгонял меня со службы и разрушал выпестованную мной систему легальных организаций, никто из так моих высоких «покровителей» не счел возможным вступиться за меня перед государем.