«Он счастливый человек, — подумала Ольга, — жаль только, что сам не понимает этого. Надеюсь, Отто не ошибся. Клаус начнет больше доверять мне. А я попробую изъять документы о золоте».
Она проснулась поздно утром и была совершенно разбита.
— Я даже не услышал, когда ты вернулась, дорогая. Я сварил тебе яйца, как ты любишь. И у нас остался кофе.
— Отлично, дорогой. Как ты?
Муж рассмеялся.
— Завтра тебе придется съездить в Берлин. Заедешь за реактивами. Пообедаешь в кафе. Купишь себе что-нибудь. Вернешься поздно вечером.
— Я ничего не понял, — сознался Густав.
— Я тоже. Думаю, хотят проверить есть ли ты в наличии, а ехать к нам некому. Видишь ли, я теперь часто отлучаюсь… Наверное, это как-то связано.
— Ладно. Хорошо. Тем более что мне нужны реактивы. Хотя…
«Если капитан не появится завтра, — размышляла Оля, проводив на следующий день мужа, — придется снова куда-нибудь отправлять Густава. Куда бы? Еще не знаю».
Однако капитан появился сразу после обеда.
— Я боялся не застать вас дома, Моника, — сказал он, едва переступив порог фотоателье.
Это снова был другой человек: прежний вальяжный офицер. Даже интонации в голосе появились прежние.
— Вы навещали семью, не так ли, Генрих?
— Как вы догадались? — рассмеялся капитан. — Я был дома, если это можно назвать домом. Если бы не было слова «если»…[13]
— Вы правы, это «если» очень многое меняет, Генрих. Сейчас вы тот самый капитан, с которым я когда-то познакомилась.
— Э-э… Я не пойму, нравится вам это или нет? — уточнил Генрих.
Он сел в кресло, положил ногу на ногу, явно красуясь.
— Сама не знаю, — призналась Моника. — Хотите кофе?
— Из ваших рук даже яд. А где ваш Густав? Неужели до сих пор покупает шнапс?
Оля погрозила капитану пальчиком. Улыбнулась. Она тянула время.
«Значит, приказа у него нет, — думала она, пока варила кофе. — Интересно, куда он едет?»
Оля вынесла поднос с двумя чашками и начала накрывать столик, делая это не спеша, красивыми плавными движениями.
— Скажите, Генрих, — произнесла она дрожащим голосом. — Там, куда вы едете, очень опасно?
Капитан погрустнел.
— Умоляю вас, Моника, не будем говорить об этом. Сейчас опасно везде. Там, куда я возвращаюсь, немного больше. Мне приятно ваше внимание. Тем более что супруга забыла задать этот вопрос. Впрочем, как все остальное семейство. Даже сын смотрит на меня как на путешественника.
— Сколько ему?
— Скоро семь. Тихий послушный мальчик. Ни капли моего упрямства. Думаю, его дед счастлив. Он всегда мечтал о таком ребенке.
Генрих резко встал и подошел к Оле.
— Оставьте ваш кофе. Он, как всегда, чудесный. Я вам верю. Куда запропастился ваш муж? Вы не ответили.
— Он уехал в Берлин.
— И вы до сих пор молчали? А я скоро час как сижу и разглагольствую, вместо того, чтобы…
Он развернул Олю к себе и обнял так крепко, что у нее перехватило дыхание.
— Я ухаживаю за вами, как хотел в юности ухаживать за невестой.
Генрих зарылся лицом в Олины волосы.
— Ваш запах сводит меня с ума. Я ощущаю его еще на въезде в город. Вы совершенно не похожи на других женщин…
— Еще одна победа в донжуанском списке? — насмешливо спросила Оля, стараясь отвлечь Генриха.
— О чем ты? Я ухаживаю за тобой годы. Без намека на взаимность. На меня это не похоже. Я ревную тебя к мужу. К этому дому. К кофе. Я ношу с собой твою зажигалку.
Оля осторожно подняла голову, и Генрих тотчас поцеловал ее в губы.
«Твою мать, — выругалась про себя Оля — впервые в жизни. — Только этого не хватало».
Ей стало очень обидно.
«Лучше бы это был Отто или Густав. Но не…»
— Я понял, — прошептал Генрих, прервав поцелуй. — Ты живешь с этим… своим мужем, поэтому так скованна. Тебе не повезло, поверь мне, это бывает чудесно.
Он снова и снова целовал ее, пока не добился ответной реакции. У Оли закружилась голова.
«Не хватало только в обморок упасть, — думала она. — Мне надо отдышаться…»
— Генрих, прошу тебя. Я сейчас задохнусь, — прошептала девушка.
Капитан разжал руки.
— Прости. Я должен уехать. Если бы я знал, то примчался бы еще утром. Моника, — позвал он тихо, — прошу тебя, дождись меня.
Оля улыбнулась.
— Я был в отпуске. Следующий будет не скоро. Но я обязательно приеду к тебе.
— Береги себя, Генрих, — прошептала Оля.
— Если бы ты знала, какие они варвары! И фанатики. Какие у них зимы! И как мне это надоело. Я… Я люблю тебя, Моника.
И Генрих выскочил из ателье.
«Господи! Сломай ему, пожалуйста, шею! — подумала Оля. — Сделай это ради меня. Тем более что он ничего не рассказывает».
Густав вернулся ночью.
— Ты быстро управился. Все в порядке? — спросила Оля, спускаясь на первый этаж. — Хочешь поесть?
— Не знаю, зачем я им понадобился, — падая на стул, ответил Густав. — Но это было мерзко.
У Оли задрожали руки.
«Его никуда нельзя отпускать», — лихорадочно думала она, а вслух ласково спросила:
— Что-то случилось?
— Ничего. Абсолютно. Потратил море бензина. Скажи, для чего все это надо?
— Я же тебе говорила: на тебя хотели посмотреть. Наверное…
— Чушь. Я никому не нужен. Я имею в виду, чтоб смотреть на меня. Ладно, я пошел спать.
Ольга заснула только под утро. В девять позвонила господину Клаусу.