Оперативный псевдоним «Ландыш»

Всю дорогу он рассказывал жене о своих делах, и Оля чувствовала себя крайне неуютно: она все понимала, но в самолете они разговаривали на французском.

Центр города заметно преобразился за годы. Все было узнаваемо, но гораздо лучше, чем сохранила память Оли. Казалось кто-то неведомый стер пыль с каждого здания. Пожалуй, даже до войны город не выглядел так импозантно. Серые краски после белоснежной Аргентины смотрелись респектабельно и благородно.

«Я люблю Европу, — думала Оля. — А вот и банк».

Обменяв деньги, она почти бегом бросилась к телефону-автомату.

«Только бы номер не поменялся. Только бы Ленхен была дома», — молила она, дрожащими пальцами ворочая диск.

Ей ответили довольно быстро: незнакомый женский голос.

— Я могу услышать господина Гельмута или его супругу? — спросила Оля, надеясь, что говорит с прислугой.

— Вы ошиблись номером.

— Простите, я ищу господина Шеринга. Ему принадлежал этот санаторий.

— Теперь понятно. Они уехали. Отель продали. У нас идет ремонт, — голос стал мягче.

— Они не оставили записку для Моники Шеринг?

— Нет. Хотя не знаю точно. Я могу дать вам номер телефона конторы, в которой мы оформляли документы.

У Оли подкосились ноги. Она понимала, что произошла катастрофа, потому что вряд ли посреднику оставили записку для нее.

По указанному телефону никто не ответил.

«Это мог быть Штерн. Продал и исчез. И я не знаю, где его искать».

Оставалась только одна надежда — хозяин ковров в Женеве. И почти не было денег, и надо было где-то переночевать и решить, что же делать, и многое другое… Она выбрала поездку в Вилле-Халле, потому что оставалась надежда на банковскую ячейку родителей. И гостиницы там были дешевле.

Даже в отеле Ольге сказали, что ее паспорт пора менять. Но это уже не имело для нее значения.

«Мне надо выбираться из этой страны. Потому что здесь больше нет моей Ленхен. Моей чудесной маленькой девочки. Надеюсь, ее увезли домой, куда давно пора вернуться и мне».

Оля мгновенно заснула, и спала очень долго, наслаждаясь утренней прохладой.

«Вот чего мне так не хватало там. Жара душила меня. Жара… Где моя девочка? Неужели…»

К знакомому банку Оля пришла вскоре после открытия. Сейф был на месте. Сменился только шифр.

— Господи! За что! — почти прокричала Оля, выйдя из банка. — Почему я не оставила записку родителям еще в сорок пятом? Чего я так боялась? Два слова, и мы были бы вместе. Я бы уехала к ним с Ленхен. В конце концов, не все ли мне равно, кто они? Враги? Кому? Точно не мне. Я — идиотка. Я обрекла дочь на несчастья…

Потом Ольга поехала в банк Клауса.

«Свобода, — думала она по дороге, — это еще не счастье. Это возможность выбора. Выбор у меня “огромный”. Нельзя расслабляться. Нельзя сдаваться».

До «своего» банка она добралась к обеду.

— Я бы хотела видеть управляющего, — сухо сказала она на входе. — Скажите, а господин Федер по-прежнему работает здесь?

— Разумеется. Он наш директор, — ответил ей клерк.

— Тогда спросите у господина Федера, не найдется ли у него время для фрау Моники Шеринг.

Это была первая удача, маленькое везение с момента ее приземления.

Ганс изменился. Из худощавого молодого мужчины он превратился в импозантного господина.

— Моника! Не видел вас сто лет, — приветствовал он Ольгу в своем кабинете, том самом, где когда-то так долго вел переговоры Клаус.

— Я так рада за вас, господин Федер, — очаровательно улыбнулась Оля.

— Если вы подождете меня пятнадцать минут, то мы сможем вместе пообедать. Я ваш должник, если помните?

Оля рассмеялась и ушла в приемную.

«Здесь я когда-то подслушала разговор о никеле, — вспоминала она. — Как давно все это было. И я не уверена, что со мной».

Они обедали в маленьком ресторанчике рядом с банком.

— Возраст пошел вам только на пользу, Моника. Это большая редкость.

«Кто не живет, тот не стареет», — хотелось сказать Ольге, но она только улыбнулась.

Она заказала окуньков и жареный картофель, Ганс — кусок мяса, который после Аргентины вызывал у Оли приступ дурноты.

— Я очень рада вас видеть, господин Федер, — начала Оля.

— Ганс. Для вас просто Ганс.

— Спасибо. Расскажите о себе. Вы женились? У вас есть дети?

— Да. Все так. Два сына, — ответил Федер, показывая на свое обручальное кольцо. — Где вы пропадали столько лет, Моника?

— Путешествовала. В Европе мне было душно.

— Понимаю вас, — задумчиво произнес Ганс. — Вы знаете, что случилось с господином Клаусом? Сердечный приступ в сорок пятом, когда русские вошли в Берлин. Семья спаслась. Его вдова дважды судилась с нами за счета мужа. Проиграла, конечно.

— Я не очень ей сочувствую, — призналась Ольга.

— Я тем более. Если бы ее покойный муж внял нашим советам, мы смогли бы найти способ помочь его семье. Но он…

— Мне не удалось уговорить его, — Оля вспомнила свое желание отомстить Клаусу — судьба сделала это за нее. — Мне жаль господина Клауса.

Ганс задумчиво жевал.

— Вы знаете, Моника, мне удалось почти утроить ваш капитал. Да-да. Несколько раз я крупно рискнул и выиграл. Так что у вас на счету — приличная сумма.

— Благодарю вас от всего сердца, Ганс. Это так великодушно с вашей стороны, — растроганно произнесла Оля.