Подойдя с наступлением темноты в ночь на 18 декабря, командир Doris
высадил, несмотря на сильное волнение, десант в двух с половиной милях на S от Баб-и-Юнус. В полной тишине, удачно избежав внимания турецких патрулей, десант снял рельсы, перерезал телеграфные провода и, никем не обнаруженный, возвратился на крейсер. Час спустя прошедший с севера поезд потерпел крушение. Утром повергся обстрелу другой поезд, который успел уйти обратно, так как не удалось разрушить артиллерийским огнем находившийся позади поезда железобетонный мост.Днем 19 декабря, в соответствии с 9-й конвенцией второй Гаагской конференции, был отправлен ультиматум с требованием под угрозой бомбардировки сдать все паровозы и военные припасы. Дабы предупредить возможность увода паровозов, город ночью освещался прожекторами.
Ответ турок гласил, что за каждого оттомана, убитого при бомбардировке, будет казнен один или даже несколько британских подданных из числа взятых в городе заложников. Ответ исходил от главнокомандующего войсками Сирии Джемаль-паши, и командир Doris
поспешил его заверить, что если подобное намерение будет приведено в исполнение, то в условия будущего мирного договора с Турцией войдет требование выдачи Джемаля и его штаба Великобритании для наказания. Срок ультиматума был продолжен еще на несколько часов, в течение которых опять высадили десантную партию, но этот раз в устье Дели-Чай близ Дурт Иол. Отогнав охранение, наши люди перерезали телеграф, разрушили мост через реку и железнодорожную станцию. Служебный персонал дороги, состоявший из армян, упросил взять их с собой, в благодарность за что дал весьма ценные сведения о передвижении турецких войск.Приостановив железнодорожное сообщение между Александреттой и Аданом, Doris
в 9 час. 22 декабря, к моменту истечения срока ультиматума, вновь появился перед Александреттой. Ультиматум был принят. Однако, под прикрытием разыгравшегося сильного ветра и дождя, ночью военные склады были тайно вывезены, и осталось только 2 паровоза. Губернатор охотно соглашался их уничтожить, но просил отпустить для этой цели динамит. За неимением на крейсере динамита, командир предложил взамен его пироксилин и отправил на берег подрывную партию под командой минного офицера, но тут возникло новое затруднение. Турецкое самолюбие не допускало возможности производства взрыва руками наших матросов, мы же, со своей стороны, не могли доверить дело туркам. На заявление, что пироксилин представляет опасность для лиц, незнакомых с его употреблением, губернатор согласился, чтобы патроны были заложены англичанами, но поджечь шнур должен был обязательно турецкий офицер. Спор разрешился при помощи американского вице-консула, который официально на этот день произвел в чин турецкого офицера лейтенанта минной роты. Дальнейшие задержки произошли из-за упрямства паровозных машинистов, и вся комедия закончилась поздно вечером, когда оба паровоза, окруженные взводом кавалерии, были, наконец, приведены к месту взрыва, где и взлетели на воздух, освещаемые прожекторами Doris.Из Александретты Doris
пошел поперек залива в Айае, где, по полученным сведениям, стоял неприятельский торговый пароход. Там действительно находился новый пароход с левантской линии — Одесса, принадлежавший германской компании, брошенный командой и затопленный на 2½-саженной глубине. При осмотре парохода полевая батарея на берегу открыла огонь, но была быстро приведена к молчанию. Поднять его не представлялось возможным, и 24 декабря его взорвали. Затем Doris прошел в Мерсину, но там все было на-чеку, и он возвратился в Порт-Саид.Аскольд
после 22 декабря опять был в крейсерстве. В первый день рождества он зашел на о. Руад и высадил к югу от Триполи разведочную партию. Встреченный огнем, десант тем не менее нигде не обнаружил значительных передвижений войск. После этого русский крейсер пошел в Порт-Саид, а французский крейсер d'Entrecasteaux прибыл в Ларнака для продолжения прибрежных операций.