Операция «Булгаков»

«…через несколько дней в Сухуми сообщили, что вместо Э. М. Склянского заместителем предреввоенсовета назначен М. В. Фрунзе. Это значило, что Реввоенсовет выходит из-под монопольной власти Троцкого. На юге же Троцкий узнал о назначении А. И. Рыкова председателем совнаркома…»

«…позже, после высылки из страны, Лев Давыдыч мог поразмыслить на досуге – если бы в свое время (в 1921 и 1922 годах) он проявил больше мудрости и смирения и согласился стать заместителем Ленина, он после смерти вождя почти автоматически занял пост Председателя Совета народных комиссаров.

Другими словами, возглавил бы Советское правительство. Это вдобавок к должности предревоенсовета…»[43]

«…о непростых, накаленных до предела взаимоотношениях в руководстве партии можно судить по стенограмме, сделанной на VII пленуме Исполнительного комитета Коминтерна (22 ноября – 16 декабря 1926 года).

Сталин в ответ на критику Каменевым ошибок правящей фракции привел порочивший Каменева факт, фигурировавший в 1917 году в буржуазных газетах и тогда же опровергнутый «Правдой».

– Дело происходило в городе Ачинске в 1917 году, после Февральской революции, где я был ссыльным вместе с товарищем Каменевым, – заявил Сталин. – Был банкет или митинг, я не помню хорошо, и вот на этом собрании несколько граждан вместе с товарищем Каменевым послали на имя Михаила Романова…

Каменев с места:

– Признайся, что лжешь, признайся, что лжешь!

Председательствующий Эрнст Тельман попытался призвать Каменева к порядку, однако тот не унимался:

– Признайся, что лжешь! Признаешь?!

Сталин не выдержал:

– Молчите, Каменев, а то хуже будет… Телеграмма на имя Романова, как первого гражданина России, была послана несколькими купцами и товарищем Каменевым. Я узнал об этом на другой день от него самого. Он зашел ко мне и сказал, что допустил глупость.

– Врешь, никогда тебе ничего подобного не говорил! Никогда ничего я не говорил!

– Так как товарищ Каменев здесь пытается уже слабее опровергать то, что является фактом, вы мне разрешите собрать подписи участников апрельской конференции, тех, кто настаивал на исключении тов. Каменева из ЦК из-за этой телеграммы.

Троцкий (с места):

– Только не хватает подписи Ленина.

– Товарищ Троцкий, молчали бы вы!..

– Не пугайте, не пугайте!..

– Вы идете против правды, а правды вы должны бояться.

Троцкий в ответ:

– Это сталинская правда! Это грубость и нелояльность!!!»

«…Это, дружище, были личные драмы и трагедии шекспировского накала!..

«…Что такое «Повесть непогашенной луны», как не грубый пасквиль, имевший в высших партийных кругах невысокую цену. Стоило предъявить письма Фрунзе жене и в политбюро, в которых он настаивал на операции, как тут же обнажалась цель интриги и, что еще хуже, ее откровенная нечистоплотность».(2)

«…«Дни Турбиных» подоспели вовремя. Задетый за живое Петробыч сумел настоять на постановке. Именно он поддержал Станиславского. С помощью этого спектакля ему удалось не только обойти соперников на литературном поприще, но и собрать дополнительные голоса во время решающего голосования на пленуме. Его ответ на «Непогашенную луну» – и стратегически, и прагматически – оказался куда более просчитанным и убедительным, чем организованный литературный поклеп».

«…Разрешение на постановку пьесы даже вопреки позиции ОГПУ очень характеризует его. Он умел настоять на своем…»

«…В отличие от повести Пильняка в булгаковской пьесе не было и намека на склоки в руководстве или на недопустимые с точки зрения партийной морали поступки конкретных революционных деятелей. Даже запаха кухонного скандала нельзя было уловить в описании страшных событий, которые развернулись в Киеве в 1918 году. Жуткая атмосфера белогвардейского тыла требовала очистительной грозы.

И гроза пришла!

Убедительная поступь большевиков, сумевших спасти город от обезумевших палачей и петлюровских живодеров[44], явилась достойным финалом спора белых и красных».

«…Сама история говорила со сцены.

Пусть говорила не так и не то, что хотелось бы услышать победившим в войне красным, но отрицать объективную значимость спектакля было невозможно. Стремление «подвести черту» и заняться «социалистическим строительством» в нищей, разоренной стране владело не только проверенным большевиком Этингофом. Очень многие в партии – если не решительное большинство – придерживались тех же взглядов.

Что могла противопоставить пролеткультовская и оппозиционная критика человеческому желанию любви и отвращению к подлости?

Что они могли противопоставить рождественской елке?

Вопли «такой Булгаков нам не нужен»? «Открытые письма» безыменских? Обвинения в отсутствии в пьесе сознательных денщиков и политически подкованных горничных? Требования к автору показать, как те и другие идейно громили своих хозяев? Попытки обратить внимание органов на литературную вылазку «недобитого белогвардейца»?..

Это был скудный багаж, он держался исключительно на хамстве».

«…тем не менее Михаил Афанасьевич угодил в грязную историю, драка ведь шла не на жизнь, а на смерть».

– Займись аналитикой, дружище. Только не надо упрощать проблему.