Операция «Булгаков»

На этом месте страница была аккуратно, по сгибу оторвана…

Делать было нечего.

Я позвонил Рылееву.

Глава 4

– Спрашиваешь, как Булгакову удалось выжить? Вопрос, конечно, интересный.

Ветеран некоторое время громко сопел в трубку, затем с обычной вкрадчивой любезностью пригласил.

– Ты подъезжай, дружище. Чайку попьем, посудачим…

* * *

– Нестыковок, дружище, в работе государственных органах всегда хватало. Особенно в те смутные времена, когда надзор за искусством был распылен по всякого рода Наркомпросам, Главлитам, Главполитпросветам, Главреперткомам. Инстанции соперничали, писали друг на друга доносы, мешали друг другу. Этим, кстати, очень ловко пользовались театры, вкладывая в постановки деньги и силы, а потом смиренно объясняя властям, что отменять уже подготовленный спектакль значило бы подорвать свое экономическое положение, – в ту пору это был аргумент, с которым еще считались, ведь за окном торжествовал НЭП. С другой стороны, в отношении «Дней Турбиных» схлестнулись такие силы, что только держись…

«…и Сталин в те годы был далеко не так всемогущ, как теперь уверяют продажные писаки».

«…обрати внимание, как буквально у всех на глазах рождается очередной миф, вокруг которого выстраивается Большая ложь. Теперь всей прогрессивной общественности наконец-то доступно объяснили, что страдающий приступами неутолимой злобы и всепожирающей жажды мести Петробыч, оказывается, еще в утробе матери мечтал пускать кровь и держать всех в кулаке».

«…Скорее, наоборот. Конечно, не берусь утверждать, что он висел на волоске, но к середине 1926 года перспектива потерять власть была для него реальна как никогда. Он сидел на бомбе. Этой бомбой было письмо Ленина XII съезду РКП(б). Там есть интереснейшая глава «О Генеральном секретаре», а также «Добавление к письму», в котором Ильич ставил вопрос о перемещении Сталина с поста Генсека, на который тот же Ленин выдвинул его…»

– Можешь не записывать, в переданных тебе папках есть материалы на эту тему. Поищи.

«…кризис власти особенно обострился в июльские дни 1926 года, когда «новая оппозиция» в лице Троцкого, Зиновьева, Каменева, Крупской, Пятакова, Лашевича, Муралова и других двинулась в решающий штурм на сталинское политбюро».

«…Оппозиционный блок объединил значительную часть старой партийной гвардии. В его состав вошли 7 из 12 членов ЦК, избранных на VII съезде партии, 10 из 18 членов ЦК – на VIII съезде, 9 из 16 членов ЦК – на IX съезде (не считая умерших к 1926 году)».

«…это был хорошо продуманная атака. Она велась на всех фронтах. Прежде всего, на партийном. В адрес назначенного на июль того года пленума ЦК было направлено «Заявление 13-ти», в котором помимо обоснованных замечаний о наличии острых проблем в стране (отставание в развитии промышленности, рост безработицы и розничных цен и т. д.), а также справедливого предупреждения о нарастании кризисных явлений в экономике и растущей бюрократизация партии, – содержалось требование обнародования полного текста ленинского «Письма к съезду».

Это был ударный пункт «Заявления».

«…в этом требовании отчетливо просматривалось влияние Г. Е. Зиновьева и особенно Л. Б. Каменева. Лев Борисович, знавший Сталина по ссылке (они вместе отбывали ее в Туруханском крае, вместе возвратились в Петроград после Февральской революции), на примерах объяснил «символу победы в Гражданской войне», насколько вырос Петробыч за эти годы. Его поддержал Зиновьев. Не без труда им удалось убедить революционного небожителя в том, кто их главный враг. С пеной у рта они доказывали «теоретику победы» – первый, кому необходимо отрезать голову и ни в коем случае не приставлять ее обратно, это нынешний Генсек.

Пока не поздно.

Отсюда остервенение, которое вызвала у оппозиции пьеса Булгакова, ведь в партийных кругах не было секретом, кто в политбюро и с какой целью настоял на ее постановке. Многим было известно, что этот спектакль стал ответом Троцкому и другим оппозиционерам на «Повесть непогашенной луны».

«…Вообще в последнее время некоторые продажные писаки, вырядившись историками, взяли в привычку излагать события тех лет, особенно борьбу за власть, как некую бездушную машинерию, либо как сражение «добра» со «злом», которое, естественно, олицетворял Сталин.

Конечно, Петробыч разошелся с коллегами по «тройке» Зиновьевым и Каменевым, а еще раньше с Троцким, не на голом месте. На кону стоял решающий для судеб революции в России вопрос: что важнее – государственные интересы страны, требовавшие «построения социализма в отдельно взятой стране», или готовность к оказанию помощи мировому пролетариату, который, как казалось и во что страстно верилось, должен был со дня на день броситься в атаку на мировую буржуазию.

Исторические фигуры, ввязавшиеся в драку, вовсе не были бездумными автоматами или бесстрастными выразителями идей.

Это были личности…

Это были бойцы, прошедшие школу подполья, закончившие ленинские университеты. Каждому из них посчастливилось потрудиться вместе с Ульяновым, чья политическая интуиция была на недосягаемой даже для его сподвижников высоте[41].