Странный документ!.. Ни даты, ни фамилии следователя…
Кто мог бы предъявить Поныреву обвинение в антисоветской агитации да еще в такой оскорбительной форме? На Рылеева не похоже… Он несомненно знал, зачем Поныреву понадобились романы Достоевского.
Ниже я обнаружил рапорт одного из руководителей СПО Ильина на имя заместителя наркома НКВД Берии Л. П.
15 января 1938 года
«…довожу до вашего сведения, что … (вымарано.
Все эти произведения находятся в ограниченном доступе и, судя по подтвержденному в ходе допросов заявлению Понырева, потребовались ему для работы над диссертацией.
Обращаю ваше внимание, что вышепоименованный Понырев является одним из важнейших источников по М. А. Булгакову и его задержание ведет к срыву ответственного задания высшего руководства страны по работе с творческой интеллигенцией, а именно – с членами Союза писателей СССР.
Потеря важного информатора, а также болезненный характер Булгакова, которой может истолковать арест своего ученика как сбор материалов против него лично, может подтолкнуть неуравновешенного драматурга к непредсказуемым последствиям, на что руководство страны обращало особое внимание прежних руководителей НКВД.
Категорическое требование обеспечить Булгакову надлежащие условия существования и работы как и неукоснительный запрет каким-либо образом фиксировать его имя в протоколах, содержащееся в приказе № (
Считаю необходимым залегендировать арест Понырева И. Н. как беседу, а его допрос – как ознакомление с деятельностью на научном поприще, для чего Понырева следует немедленно передать в (
Подпись, дата…
В левом верхнем углу резолюция «Передать субъекта», подпись – «Берия». Ниже – «Согласен. Ежов».
«…что же не заходите, Иван Николаевич?
– Боюсь, Михаил Афанасьевич…
– Тогда прогуляемся?..
– Давайте…
– До Патриарших?
– Давайте до Патриарших…
– Что-то вас, друг мой, давно видно не было. Как продвигается диссертация?
– С трудом.
– В чем же трудности?
– В Достоевском, Михаил Афанасьевич.
– Вот как!
Мы пересекли узкую улочку, по которой никогда не ходили трамваи, и вышли на аллею, огибающую грязноватый, покрытый желтоватым липовым цветом пруд. Здесь было многолюдно. Свободных скамеек было немного, и все они располагались далеко от входа.
– …Давайте устроимся вон на той, незанятой, – предложил Булгаков. – Она мне особенно по сердцу. Будьте покойны, у этой скамейки странное свойство – стоит только присесть на нее, как тут же начинает мерещиться всякая чертовщина.
Я вздохнул.
– Если бы только мерещилась. А то не успеешь оглянуться, вот она.
– Вы кого имеете в виду?
– Чертовщину, кого же еще. Не наши же доблестные органы.
Добравшись до заветной скамьи, я с облегчением уселся. Ноги в ту пору подчинялись мне с трудом, и лишняя сотня метров пешком давалась с огромными усилиями.
– Что с вами? – заметив мои мучения, спросил Булгаков.
– Что-то ноги стали отекать. И отдышка замучила.
– Надо обязательно показаться врачу. Можно взглянуть на ваши ноги. Какой-никакой, а я все-таки врач.
Я осторожно приподнял штанины, и Михаил Афанасьевич испугано глянул на меня.
Я объяснил:
– Врач в университетском медпункте тоже до смерти перепугался. Видать, ему уже приходилось встречаться с этой болезнью. Она называется «выстойка». Это очень опасная болезнь. Врач выписал мне какую-то мазь и примочки, посоветовал принимать ванны и тут же отправил восвояси. На прощание посоветовал поменьше стоять на ногах. Его бы устами да мед пить.
Я перевел дыхание и добавил:
– Михаил Афанасьевич, я разрешил осмотреть мои ноги в качестве наглядного примера. Пусть известный драматург лично убедиться, насколько умело наши доблестные чекисты пользуются этой болезнью.
Глаза у Булгакова округлились от ужаса.
– «Выстойкой»?
– Ага.
– Что такое «выстойка»? Никогда не слышал. Это заразная болезнь?
– Еще какая заразная! Инфекционная… У нас сейчас просто эпидемия на «выстойку»… Стоит на допросе упомянуть чье-нибудь имя, как будьте уверены – «выстойка» ему обеспечена. Если откажется отвечать… Поставят по стойке смирно – и ни согнуться, ни присесть, ни прислониться. Если потеряете сознание, помогут, приведут в чувство. И снова по стойке смирно. Я, например, выдержал двое суток. Но это я, сын трудового народа, а вот вы, «белая кость», вряд ли сдюжите больше нескольких часов.
У входа на аллею со стороны Малой Бронной ниоткуда возникла женщина средних лет. Она буквально соткалась из воздуха…
Я затаил дыхание…