Операция «Булгаков»

«Драматург Булгаков обратился в Художественный театр с предложением написать пьесу о подполье, о роли Партии и ее руководства в борьбе за торжество коммунизма. Подход к этим темам, учитывая его прежние работы, является неожиданным. Вместе с тем Театр не может не поддержать его на этих путях.

Независимо от того, удастся или не удастся справиться автору с задачей, самый факт этой попытки заслуживает пристального внимания и четкого контроля, при наличии которого только и возможны эти работы.

Драматург заявляет, что в течение последних семи лет у него зреет идея пьесы о величии людей большевистской эпохи, о тех, кто усвоил стиль руководства вождя народов тов. Сталина… Драматург хочет в своем творчестве, через показ эпохи, героев и событий передать ощущение гениальной личности тов. Сталина…

Тов. Сталину известно творчество драматурга Булгакова, его слабые и сильные стороны. Огромное значение задуманной темы и ее особенности заставляют обратиться к Вам с просьбой дать указания о возможности подобной работы, осуществление которой в Театре будет обеспечено политическим руководством.

Понятно, что положительное разрешение Театром и драматургом такой ответственной задачи имело бы громадное значение для всего советского театра»[74].

Это письмо было не в бровь, а в глаз…

В этот момент вернулся Лукич с початой бутылкой армянского коньяка, двумя миниатюрными рюмками, вазочкой с конфетами, нарезкой сыра и заварочным чайником – все на подносе. Чайник был накрыт мордастой, на вате куклой, изображавшей дородную купчиху.

Я удивленно глянул на него.

– Лимонов не будет! – отрезал он. – Коньяк следует закусывать домашним сыром, чуть-чуть… Или сулугуни. За неимением того и другого закусим «маасдамом», тоже не худо. Обычай закусывать лимоном ввел Николай Второй. Тот еще был пьянчужка. Часами разгуливал по Зимнему со стаканом «чая» в руке, а чтоб никто не догадался, клал в «чай» кружок лимона.

Мы чокнулись «за встречу», потом «за здоровье». На этом хозяин решительно, как на знаменитом плакате, ладонью отодвинул от себя предательскую рюмку и заявил:

– Мне достаточно, – и закурил.

Насладившись дымком, продолжил:

– Если полагаешь, что мы были ограждены от всякого свинства и надругательства, ошибаешься. Каждый из нас в те годы – особенно в тридцать восьмом – висел на волоске. Последующая чистка в органах убедительно подтвердила это. Вопрос – как выжить? – лично мне мерещился каждую ночь. Другое дело, что мы были так воспитаны – умри, но задание выполни.

«…Когда новый зам одного из отделов, выдвиженец Ежова, горластый такой враг народа, потребовал передать ему дело Булгакова, у меня душа ушла в пятки. Я попытался объяснить, что не имею прямого доступа, только по распоряжению начальника отдела.

Он уставился на меня и громко, в присутствии всех, кто находился в рабочей комнате, спросил:

– Саботируешь, товарищ?

– Нет, исполняю требование инструкции.

– Интересные инструкции у вас тут сочиняют, – с намеком пропел выдвиженец. – С душком!

Все уткнулись в документы – кто в Шолохова, кто в Пастернака, кто в Клычкова, кто в Николая Клюева. Кто в Пришвина Михаила Михайловича, а кто в Ивана Катаева. У нас кого только не было. И правоверные коммунисты, и эсеровские подпевалы, и попутчики, и проводники буржуазных идей…

И поэты, и прозаики…

На любой вкус и цвет. От худших до самых лучших…[75]

Я до смерти перетрухал. Лишиться жизни из-за какого-то Б.! Надежды на нового начальника Ильина, который без году неделя в должности, не было. Нырнет в кусты – и поминай как звали. Но мы были так воспитаны, что я рискнул».

«Ага, – смекнул я, – рискнул. То-то вы всей душой, обеими руками… Письма всякие подсовываете…»

«…слава богу, Виктор Николаевич не подвел! Гендин много чего понарассказал ему о Булгакове. Ильин отшил горластого, затем вызвал меня, поблагодарил за службу и поинтересовался – бывал ли я на «Днях Турбиных», читал ли сочинения объекта, как отношусь к Булгакову – на что я ответил:

– Интерес руководства к такой фигуре, как Булгаков, считаю оправданным».

«…ты об этом не пиши, это были наши внутренние разборки. О них я сам составляю мемуары…»

«…Что касается Булгакова…

Вот ты написал, что Радлов уговаривал Булгакова сотрудничать с «Крокодилом». Ангарский предложил написать роман о похождениях большевиков в какой-нибудь буржуйской стране. Спустя месяц внезапно забеспокоилась писательская братия, и небезызвестный литератор, возглавлявший секцию драматургов, предложил встретиться, поговорить «вчетвером – вы, Фадеев, Катаев и я. Сядем и все обсудим. Надо, чтобы вы вернулись к драматургии, а не прятались от общественности в Большом театре». И наконец, в сентябре тридцать восьмого примчались мхатовцы – сбацай нам, Миша, что-нибудь про Сталина. Так?

Я попытался оправдаться:

– Эти встречи документально подтверждены…