Операция "Драконьи яйца"

— Нормально? — Шапежка выглядела испуганной и спрашивала будто бы у себя самой. Она странно дёрнула шеей, словно собираясь сказать что-то ещё, но передумала. Просто выискивала молча что-то в его глазах и хмурилась. — Спасибо. Наверное. Нет, правда, спасибо. — И вдруг заговорила быстро, путаясь в словах: — Я знаю, ты не такой, не станешь, но, если не скажу, ни спать, ни есть не буду, — Смирна нахмурился, силясь взять в толк, при чём здесь ЕДА, которой она, судя по её болезненному виду, частенько пренебрегала? А девушка меж тем продолжала тараторить полную ерунду: — Могу я рассчитывать на твою… На твоё молчание? Или… — Шапежка зажмурилась, смешно сжав пальчики в крошечные кулачки, и выпалила, как в воду ухнула: — Или ты захочешь что-то взамен?

Смирна от возмущения задохнулся и, кажется, даже покраснел. Что она такое несёт-то?!

Как он мог подумать, что она… Он даже сам себе не мог объяснить, что именно. Но предположение Шапек о том, что он стал бы распускать язык о том, что произошло в библиотеке, и тем более требовать от неё за это хоть что-то, рассердило его, аж зубы заныли.

Хоть здравый смысл и говорил ему, что ждать чего-то от барышни, которая магичит себе артефакторную грудь из мячей для поло, не стоит. И самым глупым во всём этом было то, что он ничего вроде и не ждал. Ведь не ждал же? Это же Шапек. Дурацкая Шапежка.

— Ешь! — буркнул он гневно и коротко, и отчалил в сторону мужского крыла.

Настроение разом испортилось до паршивого…

На их этаже беззастенчиво громко ржали. Шумели разные голоса. Кто-то смог протащить контрабандой через ложную арку крегу вишнёвого пива, и теперь веселье буквально разливалось в воздухе. Смирна растерялся на миг среди хаотично снующих во все стороны знакомых и не очень людей. Он слышал, как артефакторы гоготали, тестируя экспериментальный медальон, позволяющий опьянеть с одной капли. Смирна невесело хмыкнул. Никто давно не мог припомнить, какая это была версия артефакта. Полезная вещь. Была бы на вес золота здесь. Жаль, опять не сработала.

Здесь было и несколько девчонок с разных курсов, Смирна приметил пару артефакторок и троих лекарок, учащихся годом старше. Но, кажется, все они были с парой.

Смирна прошёл по широкому коридору, без интереса поглядывая в распахнутые настежь двери. Кажется, в вечеринке участвовал весь этаж в своём полном составе.

Центром притяжения была, конечно же большущая крега пива. Она стояла в самой дали, у дальней лестницы, чтобы её можно было быстро спрятать, случись что. Хотя Смирне всегда казалось, что тройной полог невидимости защищает даже от взгляда магистра. Но проверять, как и все, не хотел.

На широком подоконнике между лестницей и его комнатой кучей была навалена всякая снедь, видно, кто что смог, пожертвовать из личных запасов. Там были пирожки из Ратицкой пекарни, что у тонкого дома, (которую студиозусы весьма уважали за размеры пирогов и цены), три солёных огурца, большая луковица, красная пастила, которую почти всем давали с собой из дома в качестве средства борьбы с лихорадкой, ещё он приметил кольцо вяленой колбасы, уже кем-то надкушенной, но до того ароматной, что у него во рту немедленно скопилась слюна. И шанежки…

И тут шанежки, поморщился Смирна, и неожиданно для себя принял протянутую ему кружку.

Пиво было вкусным. И хоть все и понимали, что этой креги будет мало, и выйти в Ратицу ночью уже не удастся, и пить сейчас значило потом только от неутолённой жажды мучиться, но от этого пива не отказывался никто.

Смирна позволил увлечь себя толпе, прикидывая, когда после его лечения сможет опомниться их дракон, чтобы прикрыть пирушку, и не стоит ли ему самому тоже что-нибудь поесть, когда его под руку взяла Эльза Батишек, артефакторка со второго. Машинально обнял её и залпом выпил своё пиво.

— Портальщики прикатили гоблинский самогон! — это было последнее, что запомнилось ему яркой вспышкой тем вечером, а потом наступила благословенная тьма, томно вздыхавшая голосом Эльзы.

Часть 12

* * *

Петра с тревогой следила за движущейся к мужскому корпусу фигурой Татовича, а в ушах звенело его гневно шипящее "Ешь!". Что вообще она такого сказала? Просто вежливо попросила быть человеком! И если он всё-таки решит распустить язык, ей придётся на что-то решаться: или бежать из Академии, или отрезать этот самый язык в качестве компенсации. Она не сомневалась, что как минимум Палица её поймёт. Вряд ли Татович лишился бы хоть какой-то доли своего шарма, не будь у него языка. Напротив, приобрёл бы ещё больше загадочности и чуточку драматизма.

От понимания того, что этому остолопу и уродство будет к лицу, Петра тихонечко взвыла.

Почему у одних, что ни случается, всё им на пользу, а у других каждый шаг — катастрофа? Видеть Татовича среди первых, а себя среди вторых, было обидно и горько.

А ей ещё надо было придумать что-то взамен бесславно отвалившейся груди. Потому что до встречи с контактом оставалось чуть более суток, а, учитывая произошедшее, повесить на себя ещё один "выдающийся" артефакт означало привлечь к себе совсем ненужное ей внимание, и вызвать вопросы.