Операция «Хрустальное зеркало»

— Можете пройти к начальнику.

Его приветствовал мужчина лет сорока. Очень высокий, сутулый, с запавшей грудной клеткой и непомерно длинными руками. Его щеки горели нездоровым румянцем, губы были сухими, кожа — словно выцветшая папиросная бумага. Массивная, выдающаяся вперед челюсть придавала ему вид благодушного добряка, голос шел откуда-то из глубины, как у чревовещателя. «Жила, — мысленно охарактеризовал его Альберт. — Сухая, дубленая жила. Ремень».

Начальник уездного Управления безопасности Яруга был в форме капитана Войска Польского. Из-под расстегнутого мундира выглядывала помятая, не первой свежести зеленая рубашка. Громадный письменный стол был завален грудой каких-то бумаг и книг, к которым он относился с явной враждебностью, время от времени отодвигая их, чтобы освободить место для своих длинных рук, заканчивавшихся увесистыми кулаками, покрытыми рыжей растительностью.

Возле стола сидел Крыхняк, тоже в мундире, с погонами поручика. Воинский ремень сползал с его бочкообразного живота, толстая шея выпирала из тесного воротника.

— Я знаю вас, майор, — забасил Яруга. — Мне прислали телефонограмму об этом. Уже трое суток вы живете на вилле у Рачинской. Навестили учителя Рамуза, потом куда-то пропали на целый день. Впрочем, какое мне до этого дело? Вы прибыли сюда по какому-то специальному заданию? Хорошо. Но все-таки могли бы, кажется, заглянуть ко мне чуть пораньше.

— Не было необходимости, — пожал плечами Альберт. Он подал Крыхняку руку. Хотел добавить: «Мы уже знакомы, не правда ли», но сдержался.

Яруга стукнул кулаком по столу.

— Вы нам не доверяете, понимаю. Эх, вы…

— Я прибыл сюда по делу о дезертирах.

— Их уже нет в живых, — расхохотался Крыхняк. — Они подались в банду, и Рокита приказал расстрелять их. Я сам осматривал трупы. Стоило ради этого приезжать!

— Да ведь он не за этим приехал. Я не верю майору, у него что-то свое на уме. — Яруга усмехнулся мягко, понимающе. — Закуривайте, — предложил он.

Яруга курил, сильно и глубоко затягиваясь. В легких у него хрипело.

— Вас губит преувеличенное недоверие, — проговорил он с притворным сожалением.

— Не понимаю, — пожал плечами Альберт.

— Прибыл в наш район еще один офицер из управления, — рассказывал Яруга. — Инкогнито. Не договорился с нами. Я не знаю, что он здесь искал. С кем-то установил контакт, его опознали, а он, наверное, пронюхал что-то важное, потому что сегодня в полдень его шлепнули. Прямо на улице. Около канцелярии старосты. Как его звали? — Он принялся шарить в своих бумагах и, наконец, с триумфом извлек какую-то измятую записку. — Поручик Миколай Л. Вы его знали?

— Знал.

— Вот именно. Совсем молодой парень. Жаль его. Мы отправили тело в Варшаву. Он одинокий?

— Кажется, нет. Точно не знаю.

— Вот именно, — ворчал Яруга. — Не явился к нам, как свой к своему. Мы бы его остерегли, дали бы охрану, оказали бы помощь — все, что необходимо. По-хозяйски, это же наш район.

— Он действительно не был у вас? Ни с кем не беседовал? — усомнился Альберт.

— Боже мой, майор! Я ведь уже говорил вам: ни с кем! — загремел Яруга.

— Ни с единым человеком. В том-то и дело! — подтвердил Крыхняк. — Никто из нас его в глаза не видел. Только когда шлепнули его… Остальное — тайна, покрытая мраком, как говаривал наш старый школьный учитель.

— Я тоже был учителем, — похвастался Яруга.

— Географии… — захохотал Крыхняк.

Яруга пригрозил ему своим волосатым кулаком.

— Ах ты, скотина!..

Альберт поглядывал на Крыхняка. Его лицо казалось одеревенело. Альберт снова ощутил холодок в кончиках пальцев. «Ах ты, скотина!» — повторил он мысленно слова Яруги.

— Убили его, — проговорил Альберт. Он заново осознал в полной мере факт гибели Миколая. Если тогда, в первый раз, его охватил страх, то теперь — только ярость.

— Одни говорят, будто стреляла какая-то женщина, другие — что выстрелил мужчина, мчавшийся на мотоцикле. Разумеется, задержать никого не удалось. Он пал на поле боя, — с наигранным пафосом проговорил Крыхняк.

— У нас длинные руки. — Яруга вытянул на столе свои внушительные пятерни, рассматривая их с явным одобрением. — Женщина?… В игру входит только одна женщина. Любовница Перкуна. Она любила его, а теперь мстит. Такие бабы способны свихнуться от любви. Трагическая любовь делает их жестокими. Если прежде ей становилось дурно при виде капли крови, то теперь она может быть хладнокровнее самого палача.

— Красивая, великолепная женщина, — вздохнул Крыхняк.

— Ведь ты же никогда ее не видел, — заметил Яруга.

— Я говорю с чужих слов. В отрядах Рокиты ходят легенды о богатстве, которое оставил ей Перкун. Рассказывают, что он буквально осыпал ее золотом, драгоценностями. А ведь у него была жена и двое детей.

— Высокая, с орлиным профилем, лицо бледное, покрыто золотистыми веснушками, — продекламировал Альберт.

Крыхняк зевнул.

— Описание ее примет мы позавчера направили к вам. Однако я утверждаю: ее уже нет в Польше. Удрала. Убийство вашего поручика не ее рук дело.

Альберт закурил. Гася зажигалку, он бросил негромко:

— Нынешней ночью случится нечто неприятное.