Еще с восемьдесят пятого года, с самого назначения Рачковского заведовать Заграничной агентурой, между ними возникли неприязненные отношения. Оба они, бесспорно, были звездами тайного сыска одной величины, каждый из них занимал равное место в иерархии агентуры, только один в наружной, а другой во внутренней, оба умудрялись бороться за расположение одних и тех же женщин, причем Бинт неизменно проигрывал своему сопернику. Бинт презирал еврея за его похотливость и неразборчивость во всех, не только амурных, вопросах, а тот ненавидел француза за высокомерие и самовлюбленность. Но самым большим камнем преткновения в налаживании их отношений были деньги, до которых оба были сами не свои. И здесь Бинт проигрывал своему коллеге, так как сам он получал только жалование, а Гартинг, как тайный агент и провокатор, бесконтрольно тратил выдаваемые суммы, и даже одалживал французу под грабительские проценты. Со времени разгрома народовольческой типографии в Женеве их если что и объединяло, так это взаимная ненависть к Владимирову.
После первой рюмочки Ландезен начинает издеваться над Бинтом и смертью Шарлотты. Всплывает, что все проделано Владимировым. Бинт говорит, что надеется, что тот мертв. Ландезен, знающий, что Фаберовский работал в паре с АИ, догадывается, что Бинту было поручено устранить Влад. Рассказ о том, что полиция выудила из канала тело мужчины и сообщила о нем Бинту. Тот телеграфировал Рачковскому, что Гурин умер. Но не успел посмотреть на тело, так как собирался сделать это после сегодняшней встречи.
Из слов Ландезена Бинт заключает, что у Владимирова есть сообщник, которого тоже надо было убрать, и что это Ландезену сделать не удалось. После взаимных препирательств и издевательств Ландезен предлагает Бинту помочь ему в уничтожении поляка, тем более что откладывать нельзя, через четыре-пять дней в Египет уже приезжает наследник и им в любом случае надлежит быть там для его охраны.
Бинт за свои услуги по приканчиванию Фаберовского, который не является его целью, требует деньги.
Вечером идут гулять по набережной Скьявони, длинной и красивой набережной от Пьяцетты Св. Марка до Публичного сада, особенно любимой для прогулок осенью и зимой.
АИ вымыт и выбрит, фуражка его вычищена, краб надраен. Орел-мужчина. Сразу у гостиницы переходят мост ponte della Pieta на канале Адмиралтейства (rio – канал любого размера, но по ширине достаточный, чтобы позволить пройти не очень большой барже). Отхожее место (Cessi, плата 10 чент. или 2 сольдо (всего два сольдо!)) на набережной Скьявони (Schiavoni) близ Сан-Бьяджио (S.Biagio).
Артемий Иванович очень беспокоится, что может произойти конфуз. Упрашивает дать ему всего два сольдо сходить в сортир. Он съел всю еду, поэтому ему все и досталось. Он уходит в сортир, когда появляются Ландезен и Бинт. Они ездили смотреть на труп, но того уже похоронили на кладбище для бедных, поэтому они пребывают в неведении, жив или нет Владимиров. Увидев, что поляк прогуливается только с женой, уверовали в смерти АИ. Ландезен дает указания нанятым убийцам утопить Фаберовского в канале, после чего поспешно удаляются. Попытка не удалась, так как АИ, облегчившись, догнал чету как раз в тот момент, когда убийцы напали на них, и в свою очередь напал на них сзади. Те позорно ретировались, а АИ опять стал клянчить на сортир.
Решили вернуться обратно в номер и показать его врачу. Вызванный в номер врач узнает Артемия Ивановича и требует вернуть ему резиновую клизму. В отместку прописывает ему против поноса еще более страшного слабительного.
– Мошенник, каналья! Где моя прекрасная оранжевая гуттаперчевая груша за две лиры?– Ну что, пора спать, – сказал поляк, когда Артемий Иванович вышелв очередной раз из сортира. – Пойдем, я поговорю с синьором Боцци, чтобы тебе предоставили отдельный номер, закрывающийся на замок снаружи.
– А вдруг на тебя опять нападут? Кто тебя с женой защитит? Только я. Так что лучше мы все вместе переночуем. Вы тут в гостиной на диванчике около двери, а я как-нибудь в спальне помещусь. И никому не открывайте.
– Да пан Артемий нахал!