Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах

– Еще две недели назад, поселившись у меня в отеле, он устроил тут какую-то оргию и мне пришлось его выгнать – несмотря на имевшийся за ним долг. Вы, наверное, видели внизу толпы проституток? Все они ежедневно толкутся по соседству с отелем, ожидая его возвращения. Вы представляете, какое это пятно на репутации моего отеля, считающегося лучшим в Венеции! И вот сегодня он незамеченным пробрался сюда, скрыв свою личность под морской фуражкой; более того, он на весь отель потребовал, чтобы я разогнал шлюх у подъезда и заявил, что пришел по вашему приглашению.

У Фаберовского отлегло от сердца: не стоило труда догадаться, кто скрывался под миенем Бинта.

– Вы понимаете, я не могу его выгнать из гостиницы, потому что его сразу узнают на улице, – продолжал синьор Боцци, – но и здесь я оставить его не могу. Если вы поможете мне, обещаю уменьшить стоимость вашего номера вдвое.

– Я обещаю, что постараюсь в ближайшие дни избавить вас от его присутствия, – сказал Фаберовский. – Но обещать, что он не учудит еще каких-нибудь безобразий, я не берусь.

– Грацио, синьор! – возрадовался Боцци, который не расчитывал даже на такую малость. – Так я приведу его?

– Конечно. А вы, Бабз, собирались удалиться к себе, – напомнил поляк застывшей близ дверей мисс Барбаре Какссон.

Спустя несколько минут двое коридорных в ливреях ввели под руки сияющего Артемия Ивановича. В морской фуражке его действительно не сразу можно было узнать, в ней он выглядел, если можно так сказать, более героически, и даже висящий мешком на его похудевшей фигуре пиджак не портил этого впечатления.

– Где же ваш котелок, пан Артемий? – спросил Фаберовский, жестом приглашая Владимирова войти.

– А я его отпустил вместе с рыбками, – ответил тот, входя и прямиком направляясь к столу. – Пусть хоть у них будет постоянный дом.

Вместе с Артемием Ивановичем в номер вкатила волна нестерпимого зловония, сконцентрировавшего в себе и запахи венецианских каналов, и ароматы еврейского гетто, и просто грязь и пот, которые Артемий Иванович собрал на себе с тех пор, как последний раз по-настоящему мылся на Монастырке в арестном доме. Подсев к столу, Владимиров схватился грязными заскорузлыми руками за тарелку и вывалил на нее из судка горой всю лапшу. Громко сглотнув слюну, он набросился на еду, забыв даже приправить ее мясными клецками.

Пенелопа смущенно отвернулась, а Фаберовский, несмотря на непрезентабельность этого зрелища, счел необходимым поддержать компанию, и сел за стол напротив Артемия Ивановича, взяв себе горшоченк с супом.

– Я вижу, что вы уже поели, – озабоченно сказал Артемий Иванович, проследив взглядом за ложкой супа, исчезнувшей в ненасытной утробе поляка. – Тогда я доем за вами. Не пропадать же добру, в самом деле. Лучше в нас, чем в таз, – и придвинул к себе все судки и горшки.

Утолив первый голод, он стал разговорчивым и пожаловался на свое житье, рассказав, что не ел уже несколько дней, что пытался даже ловить голубей на площади Святого Марка, но туда его не пускает полиция, а сырая рыба застревает у него в горле.

– Вы уже плавали на гондолах, мистер Гурин? – спросила Пенелопа, когда ей, наконец, удалось пересилить отвращение и брезгливость.

– Нет, я их боюсь. Я сам себе гондол, – сказал Артемий Иванович. – Я своим брюхом плаваю.

– Как лорд Байрон, – улыбнулась Пенелопа.

– Не знаю, как плавал Байрон, но когда я на него сел, он только крякнул и тут же сдох.

– Вы были в Миссолунги [14] ?

– Нет, это было у вас дома, – не переставая жевать, прочавкал Артемий Иванович. – Мерзкий кобель, будет знать, как меня кусать.

* * *

В крошечном, пахнущем плесенью венецианском кафе, с одним окном и распахнутой дверью, выходившей прямо на канал, сидели за единственным столиком двое мужчин. Иногда к ступеням у входа подъезжали гондолы, но пассажиры, найдя кафе занятым, продолжали свой путь.

– Эй, каффеттьере! – крикнул один из мужчин из-за столика спавшему за стойкой буфетчику. – Я и синьор Гартинг вуоле авере уна бибита! Си порти уна боттилья ди вино!

Буфетчик поднял голову и в воздух взвился целый рой сонных мух, присоединившихся к своим соплеменникам, безумолчно гудевшим под потолком.

– Давай-давай, пошевеливайся! Темпо, или как там по-вашему!

Буфетчик встал и удалился в заднюю комнату, откуда донесся равномерный стук воды, капавшей с потолка в железный таз. Он вернулся с бутылкой вина и поставил ее перед посетителями на стол, после чего вернулся за стойку и продолжил прерванный сон.

Бинт откупорил бутылку и разлил по стаканам. Встреча их в этом захудалом заведении была не случайна. Согласно инструкциям Рачковского, которые каждый получил, прежде чем отправиться в Венецию, ровно через неделю после отъезда наследника цесаревича из России (о чем непременно напишут все газеты), оба должны были явиться сюда в два часа дня. Но ни Бинт, ни Гартинг не знали, кого именно им надлежит встретить, и оба были разочарованы.