Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах

Несчастный Стельмах даже попытался перелезть через забор, но это оказалось ему не по возрасту и не по силам. На его удачу на во двор вышел садовник Рубинштейна – взглянуть, не упало ли какое-нибудь дерево на оранжерею, – и калитка была отперта. Извозчик совершил еще несколько рейсов по уже заливаемой водой дороге, каждый раз поднимая расценки на рубль. Последней в даче осталась супруга Стельмаха, которая собирала в несессер пудру, румяна и прочие женские принадлежности. Но когда пришла очередь ехать за нею, извозчик наотрез отказался, так как вода стояла уже слишком высоко и лошадь не желала идти в нее. Стельмах плакал, валялся на коленях, умоляя жестокосердного извозчика спасти его драгоценную половину, обещая за это беленькую [11] . Но тот был неумолим и вскоре уехал, оставив Стельмаха один на один с его горем.

В тот миг, когда Артемий Иванович ринулся из окна, госпожа Стельмах уже поняла, что спасения ей ждать больше некуда, и, перестав кричать, завыла в голос.

«Господи, разве волки воют на луну в такую бурю?» – успел подумать Артемий Иванович, прежде чем грянулся о какие-то доски. Мокрые и скользкие, доски закачались под его босыми ногами. Рука Артемия Ивановича непроизвольно нащупала какую-то ручку, такую знакомую и придававшую ощущение надежности среди окружающего хаоса. Однако это был вовсе не «Наутилус» из романа Жюля Верна, это был сортир Стельмаха с вырезанным над дверью готическими буквами девизом «Der Tempel der einsamt Ьberlegung» – «Храм уединенного размышления», поваленный бурей и прибитый волнами к стенам дачи.

Прыжок Артемия Ивановича вкупе с усилием волны, ударившей в этот момент в стену дома и отразившейся от нее, стронули сортир с места и он, совершая медленное круговое движение, стал неторопливо отплывать во тьму.

– Караул! Спасите! – закричал Артемий Иванович, стоя на четвереньках на колеблющемся в воде нужнике и озаряемый отблесками пламени, пожирающего сарай. – Я туда не хочу!

Внутри сортира что-то булькало и гукало, словно филин, и Артемий Иванович, бормоча про себя «Боже, кто там еще сидит», взмолился к Господу, чтобы этот кто-то не вздумал открывать дверь. Надо было бы ему заглянуть внутрь, но Владимиров боялся отпустить руки, которыми он изо всех сил держался за ручку, поэтому опустил в воду ногу и стал болтать ей, отчего отхожее место еще сильнее стало поворачиваться.

– Нет! Верните меня обратно! Я знаком с самим царем! Господи милостивый, помоги!

Понемногу волны вернули туалет к дому надворного советника Стельмаха, и Артемий Иванович, отпустив наконец ручку, стал хвататься руками за вившиеся по стенам гортензии в попытках остановить движение сортира. Не тут то было. Гортензии рвались и сползали вниз, как старые отставшие обои, а проклятый нужник и вовсе не желал его слушаться. Подгоняемый волнами и сдирая со стен заботливо взращиваемые Стельмахом полотнища гортензий, он перемещался все дальше и дальше вдоль стены на юг, пока не доплыл до веранды, на которой, словно Геро, ожидающая своего возлюбленного Леандра на берегу бушующего Геллеспонта, стояла мадам Стельмах. На самом деле, она уже никого не ожидала, потеряв надежду не только на извозчика, но даже на пожарника, который, стоя на сухом месте час назад, объявил ей, что не умеет плавать и посоветовал ей найти где-нибудь багор и поймать какую-нибудь лодку или подобие плота.

Поэтому, когда из темноты верхом на переваливавшемся на волнах с боку на бок нужнике вдруг вынырнул визжащий от ужаса Артемий Иванович в длинной женской сорочке и с криком «Держи, держи! Ах, проклятая!» вцепился обоими руками ей в юбку, она потеряла сознание и мешком рухнула на него сверху.

Истошный крик вырвался из горла Артемия Ивановича, едва не свалившегося со своего ненадежного корабля в бушующие волны. Он упал на спину и забарахтался, стараясь стряхнуть с себя супругу Стельмаха, придавившую его словно многопудовым прессом. Постепенно ему удалось, не слишком раскачивая туалет, выбраться из-под мадам Стельмах.

Набрав воздуха в грудь, он принялся спихивать непрошеного пассажира за борт, но это оказалось не так-то просто. Госпожа Стельмах находилась в глубоком обмороке, но мертвой хваткой держалась одной рукой за ручку двери, а другой за голую щиколотку Артемия Ивановича. Вокруг них ветер завивал кутерьму из пожухлых листьев и ломаных веток. Здоровенный сук, неспешно кружась в воздухе, треснул Владимирова по макушке и тот немедленно оставил госпожу Стельмах в покое, решив, что сук являет ему волю Господню. За время, проведенное в Якутске, Фаберовский приучил его, что если Артемий Иванович чем-то занят и получает при этом по голове, такое дело ему нужно немедленно бросать.