Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах

В сполохах пожара, освещаемый луною, мимо проплыл тот самый рыбак на лодке, которого Артемий Иванович приметил прежде чем выпрыгнуть из окна. Этот рыбак частенько ходил по дачам и предлагал покупать у него рыбу. Сейчас он был больше похож на Харона, перевозившего души умерших через Лету, только вместо душ лодку его занимали разные вещи, а сзади на веревке он буксировал перевернутый вверх ножками дубовый стол, также набитый различным скарбом и барахлом, награбленным в брошенных дачах.

– Эй, эй! – вскочил на ноги Артемий Иванович и замахал рыбаку руками. – Спаси нас! Я агент царской охраны!

Резкое движение Владимирова раскачало и без того постоянно колебавшийся сортир и тот едва не опрокинулся, так что Артемию Ивановичу пришлось броситься плашмя сверху на мадам Стельмах и вцепиться ей в волосы.

Супруга надворного советника пришла в себя и истошно заорала. Не выпуская волос, Артемий Иванович только поплотнее намотал их на кулак.

– Не ори, дура, если я упаду, ты без меня изгибнешь! – прошипел он ей, но она уже не слышала его, вновь погрузившись в спасительный обморок.

Артемий Иванович оглянулся в поисках рыбака и увидел, что тот, обрезав веревку, соединявшую его лодку со столом, удирает прочь в ночной мрак, налегая на весла. Он собирался прошвырнуться по господским дачам и спасение агентов не входило в его планы.

Неуклюже покачиваясь, гонимый волнами нужник продолжал плыть в темноте на юг, курсом прямо на торчавшую в небе луну. Переведя дух и поняв, что его судно не собирается пока переворачиваться, Артемий Иванович уселся верхом на госпоже Стельмах, которая была мягкая, как пуховая перина, и держась одной рукой за ее волосы, а другой за ручку двери, вверил свою дальнейшую судьбу воле Божьей. Временами волны перекатывались через палубу, но уже не вызывали у Владимирова того ужаса, что прежде.

Первая паника у него прошла и он смог более трезво взглянуть на происходящее вокруг. Встававшая из воды стена деревьев слева от них была парком принца Ольденбургского, а черневшая в темноте гора впереди являлась Ораниенбаумским спуском, который означал для них спасение из этого ада. Движение сортира замедлилось. До подножия Арарата их ковчег не доплыл двадцати саженей и, подгоняемый уже совсем другими силами, свирепым западным ветром, двинулся вдоль Ораниенбаумской дороги к Нижнему саду.

Как раз в том месте, где Артемий Иванович сменил курс, из пенившихся волн торчал дуб, на ветвях которого, словно русалка, сидел пожарник, поджав под себя ноги так, чтобы до них не доставала бушующая вода. Завидев, что кто-то проплывает мимо, пожарник зажег фальшфеер и при ослепляющем после почти непроглядной темноты свете магния увидел страшную картину: на длинном колышущемся предмете, напоминавшем гигантский гроб, лежала прилично одетая женщина, а сверху сидел какой-то безумец в мокрой женской сорочке и ночном колпаке, словно словно вышедший из могилы мертвец, и болтал голыми ногами, опустив их в воду.

– Спасите, – неуверенно сказал пожарник, узнав в мертвеце своего соперника, и проворно бросил вниз свой фальшфеер, который громко зашипел и затрещал, продолжая гореть в воде. Пожарный на дубу погрузился во мрак, а Артемий Иванович продолжил свой путь, хлопая по бокам Стельмах в надежде найти хотя бы мерзкие вонючие дамские папироски, которые курила жена надворного советника. Папироски нашлись, но они были такие мокрые, что он в сердцах вышвырнул их за борт.

«Было нам спастись не трудно,

нужником звалося судно», —

пришли ему на ум гениальные стихи.

«Если нас и дальше так будет нести, я приплыву прямо в Александрию. А там император плавает на своем царском нужнике с малахитовым унитазом и золотым стульчаком. А камень и металл не плавают. Значит я обязан спасти Государя! – подумал утомленный ужасами сегодняшней ночи Артемий Иванович. – Только сперва мне бы самому по большой нужде…»

Его утлое судно содрогнулось от страшного удара, дверь, служившая ему палубой, распахнулась, сбросив его вместе с госпожой Стельмах в воду, и из двери вылезла черная, похожая на гигантскую руку коряга, протягивая ему хорошо знакомый ковровый кармашек с вымокшей подтирочной бумажкой.

– Ох, Святый Господи! – перекрестился Артемий Иванович, вынырнув из холодной воды и хватая за шкирку поплывшую было дальше супругу Стельмаха. – Помилуй меня грешного!

Навалив мадам Стельмах на нужник, Артемий Иванович встал на дно, ухватился за край сортира и, поднатужившись, снял ковчег с коряги, затем запрыгнул на него сверху, сел на свое привычное место ниже поясницы надворной советницы и они продолжили свой путь. За час неторопливого плавания они преодолели почти полторы версты и, судя по встреченному ими могильному кресту и прибившемуся к ним венку, добрались до Свято-Троицкого кладбища. И тут плавание их застопорилось. То ли дальше местность пошла в гору, то ли вода пошла на убыль, но только нужник стал царапать дно, а затем и вовсе встал.