Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах

– Вы не думайте ничего плохого, Антон Григорьевич, мы съедем от вас, как только рассветет. Сами понимаете, почивали мы вдруг спокойно, а вдруг такая катавасия!

– Какие же, однако, хамы эти жиды, пусть даже пианисты! – крикнул вслед Рубинштейну Артемий Иванович и в сердцах запрыгал босыми ногами по увядающим цветам на великолепной клумбе. – Да я, если захочу, тебя в бараний рог скручу! Я с самим царем знаком! Завтра же поедешь в Якутск по этапу! Будешь там в моей гимназии на фертепьянах блямкать, жидовская морда!

– Какой вы смелый! – восхищенно сказала Февронья, прильнув к груди Артемия Ивановича.

Тревожный сигнал опасности прозвучал у него в голове, сообщая о грозящих узах брака и мрачноватых его последствия, но тут же победные фанфары заглушили все опасения.

– Ты меня еще, Хавронья, не знаешь, – сказал кухарке Артемий Иванович, царственным жестом распахнув пальто, чтобы упереть руки в бока, и обнажив кружева на груди. – То, что я твою мать спас – сущие пустяки.

– Она мне не мать, ягодиночка мой, она мне хозяйка.

– Да какая разница, они все как задницы! Вот ты тут сидишь у Стельмаха на кухне, кушать ему готовишь, и нет у тебя никакого кругозору! Не знаешь даже, что граф Верланов с шестью спутниками с Монблану упавши. А мне такие вещи ведомы, каких даже сам царь не знает! – Артемий Иванович ударил себя кулаком в кружевную грудь. – Всего три человека во всей империи знают, да поди и во всем свете, что когда наследник цесаревич поплывет этой осенью в Египте вверх по Нилу, на него будет совершено покушение с подводного потаенного судна! Не веришь?! Эх ты, Хавронья, хрюшка ты неблагодарная!

Глава 8. «Память Азова»

2 сентября, вторник

Не прошло и недели после наводнения, нанесшего огромный ущерб не только в деревне Бобыльской, но также Кронштадту и Петербургу, как государь император с императрицей, будущим императренком и его младшим братом отправился осматривать новый полуброненосный фрегат-крейсер «Память Азова», на котором наследник должен был пуститься в кругосветное плавание. Их сопровождали флаг-капитан свиты контр-адмирал Басаргин, который два дня назад был назначен председателем комиссии для окончательного испытания «Памяти Азова», и брат царя генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович, известный во флоте с легкой руки директора Балтийского завода Кази под прозвищем «Семь пудов августейшего мяса».

Погода была ясная, дул легкий ветерок, и в половине четвертого яхта морского министра «Марево» вышла под брейд-вымпелом императора из Петергофа и прошла прямо на Большой рейд, где встала на якорь вблизи фрегата «Память Азова». Здесь император и все бывшие с ним пересели на паровой катер «Петергоф», который поднял брейд-вымпел императора и подвалил к борту трехмачтовой громады фрегата, расцвеченного от носа до кормы разноцветными флагами, полоскавшимися на ветру. После спуска на воду и достройки он был выкрашен в белую средиземноморскую окраску, как и положено крейсерам 1 ранга, но теперь его стальной корпус был перекрашен матовой бежевой краской на льняной олифе с затиркою английской сажей, с получением матового черного цвета. Солнце играло на светло-желтой краске надстроек и мостиков, а одна из трех охряно-желтых труб с черной полосой по верху пускала в небо жидкий черный дым от скверного ньюкаслского английского угля, который был заготовлен еще двадцать лет назад и содержал много серы и землистых веществ. Над выдававшейся в воду округлой шишкой тарана, ниже носового погонного шестидюймового орудия, торчавшего из пушечного порта прямо под бушпритом, нос фрегата украшал стовосьмидесятипудовый орден Св. Георгия в лентах с бантами, с императорской короной, лавровым венком и пальмовыми ветвями. По бортам из амбразур броневых казематов высовывались стволы шестидюймовых орудий, над бортами грозно торчали из бронированных дюймовыми стальными листами щитов жерла двух восьмидюймовых пушек, а верхняя палуба и надстройки ощетинились сорокапятимиллиметровыми скорострельными пушками Гочкиса и пятиствольными револьверными тридцатисемимиллиметровками. Реи крейсера темнели от матросов, которые были посланы туда сразу после того, как командир корабля завидел яхту под императорским брейд-вымпелом.

На катере были вывешены за борт набитые пробкой плетеные кранцы; он подвалил к парадному трапу, который по распоряжению главного корабельного инженера Петербургского порта Субботина был удлинен на две ступеньки во избежания ломания августейших костей наследника в случае падения оного в шлюпку. Кранцы скрипнули о трап, двое фалрепных на нижней площадке в черных двубортных мундирах с эполетами и в фуражках, один – мичман князь Голицын, другой – августейший мичман Георгий, средний сын царя, приняли концы и намотали их на кнехты. Посланные по реям матросы приветствовали императора шестикратным «ура»; салютуя, ударили орудия, окутав белым дымом верхнюю палубу.