Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах

Владимиров предложил своей почитательнице руку и они степенно пошли прочь по тропинке. Какое-то время Бинт вприскочку шел за ними, что-то гневливо бормоча под нос, но затем служебный долг взял верх над чувствами, и он отстал. Второе озеро было не очень далеко от того, где они расположились на пикник, и минут через пятнадцать за деревьями заблестела неподвижная гладь воды.

– Какая-то веточка попала мне за корсет, – вдруг остановилась Шарлотта. – Мне так неудобно просить вас, мсье Гурин, но никому тут, даже Камилле, я не могу довериться. Не будете ли вы так любезны помочь мне расшнуроваться?

– Это спереди или сзади? – учтиво осведомился Владимиров.

– Ах, шалун, – пригрозила ему пальчиком мадам. – Не поверю, что вы никогда не расшнуровывали корсетов у дам. Застежка у корсета спереди, на планшетке, а шнуровка сзади.

Не дожидаясь ответа, Шарлотта запустила руку под жабо, расстегнула пуговички и спустила платье со своих великолепных плеч, явив Владимирову шитый черным и золотом корсет из красного репса в пене газовых кружев и рюшек. Артемий Иванович деловито обошел ее кругом и встал за спиной, напряженно сопя.

– Чего вы там сопите? – спросила она его, когда сопение затянулось.

– На кой ляд вам все это надо? – недовольно спросил Артемий Иванович, ковыряя у нее в спине пальцем. – Крючочки, шнурочки…

– Ученые считают, что талия женщины, не затянутая в корсет и предоставленная сама себе, будет становиться все большей и большей каждый год, пока не вырастет почти до таких же размеров, как бюст!

– Как у меня… Ну, и что здесь развязывать? Тут целых три шнурка! Пока я их буду развязывать, Бинт с той мамзелью всю нашу дичь сожрут.

– Развяжите сперва средний шнурок, на талии, – посоветовала Шарлотта. – А затем уже нижний и верхний.

Для Артемия Ивановича это оказалось нелегким делом. Его опыт общения с корсетами заключался в единственном пребывании внутри корсета при посещении публичного дома, когда он едва не задохнулся, и в наблюдении в Лондоне за тем, как расшнуровывал корсет своей сожительницы Иван Коновалов, он же Джек Потрошитель. Однажды в доме Смитов ему попался старое приложение к «Журналу английских домохозяек», целиком посвященное корсетам и когда-то бывшее мечтой всех английских фетишистов, но Владимиров был не любопытен и не воспользовался случаем просветить себя на этот счет. Наконец де Бельфор была освобождена от корсета и обе его половинки полетели на землю, а мадам осталась в одной тонкой рубашке, защищавшей тело от грубых корсетных швов. С томной медленностью она повернулась к Артемию Ивановичу, приготовившись увидеть его восхищенный и полный неудержимой страсти взгляд, какой всегда встречала в подобных случаях у мужчин, но Владимиров невозмутимо стоял и ковырял в носу.

Шарлотту де Бельфор передернуло от отвращения к подобному хамству, непочтительности и полному отсутствию самой элементарной галантности. Но за свою жизнь она научилась выдержке и даже не подала виду. Улыбнувшись, она спросила, закладывая тонкие руки за голову и разворачивая локти так, чтобы ее грудь еще больше выдавалась вперед:

– Зачем вы порвали шнурок от корсета?!

Но это не произвело на Владимирова совершенно никакого впечатления.

– Я не порвал, я перекусил, когда узел развязывал, – серьезно сказал он. – Вы не волнуйтесь, сейчас свяжу оба мутузочка вместе.

– Как же я тогда его с узлом в ушки вдену?

– Как-нибудь вденем, – уныло сказал Артемий Иванович. – А может, вы как-нибудь без корсета? Я слышал, что если женщины сильно стягивают себе грудную клетку шнуровкой, у них краснеют носы, как у горьких пьяниц.

– Без корсета я чувствую себя все равно что голой.

– Да у вас и так цыцка вывалилась. – Артемий Иванович протянул руку, подобрал полную грудь с розовым соском и запихнул ее Шарлотте обратно в рубаху.

– Тогда вы вдевайте шнур, а я поищу веточку.

Мадам де Бельфор сняла свое шелковое платье, отвязала небольшой турнюр, спустила нижнюю юбку, скинула рубаху и кружевные панталоны и осталась бы перед Артемием Ивановичем, можно сказать, только в шляпке да в чем мать родила, когда бы матери рожали девочек сразу в чулках и подвязках.

Владимиров бросил на нее беглый взгляд, скинул на землю пальто и, сев на него сверху, покорно стал просовывать шнур с узлом сквозь ушки корсета. Напевая себе под нос, он продевал шнур через пришитое к краю корсета кольцо ушка до тех пор, пока толстый узел не застревал в нем, потом с силой дергал и колечко тотчас отрывалось.

Вырвавшееся из уст Артемия Ивановича ругательство означало, что четвертое ушко оказалось слишком сильно пришито.

– Что вы делаете, мсье! – вскричала мадам де Бельфор. – Так вы совсем испортите мне корсет!

Владимиров оборвал свою песнь о бродяге в золотоносных степных горах Забайкалья и виновато отложил корсет в сторону.

– Отец твой давно уж в могиле, – сказал он по инерции и совсем умолк.

– Ах вы, мой просьонк, – смягчаясь, промолвила Шарлотта.