Операция «Сафари»

Сделав несколько глубоких вдохов, я обвел взглядом нашу позицию. Взору открылась страшная картина: все пространство небольшого пятачка между двумя угловыми «шишигами» было забито трупами, кочевников и наших вперемешку. Аборигенов существенно больше, но от этого картина не становилась менее удручающей. Я насчитал восемь «фортификаторов», застывших в причудливых позах: кто проткнут копьем, у кого разбита голова, а у одного бойца и вовсе вырвано горло. Ч-черт!.. Совсем хреново!..

– Не расслабляемся! По местам! – заорал со стены майор Волчара. Без каски и с рассеченной щекой он выглядел жутко, но при этом излучал властность и непоколебимую уверенность. – Сейчас вторая волна пойдет! Не подпускать близко! Валить всех! Я СКАЗАЛ, ВСЕХ!!! Не дайте им подойти близко! На стены, живо на стены! Бегом, туда-сюда!!!

Подгоняемые вездесущим старшиной Крохиным, мчались свежие бойцы, оставившие позиции с других направлений – все свободные люди сосредотачивались на южной стороне периметра. Я успел лишь найти взглядом потрепанного Сашку и тоже полез на вышку, работать вторым номером у Иванова.

На ставшей уже родной наблюдательной площадке царил кавардак. Невозмутимый снайпер бинтовал Иванову руку, а тот ругался, все больше матерно. Правда, в промежутках между матюгами еще и шипел от боли.

– Что стряслось? – спросил я, подхватив брошенный перед рукопашной автомат.

– Подстрелили меня, мля! – простонал пулеметчик. – Козлы, мать их!..

– Кость задета, – прокомментировал добровольный санитар, не прерывая своего занятия. – Стрелять точно не сможет.

Вот это хреново. Придется самому за «корд» браться, благо из похожего оружия стрелять приходилось. Справлюсь как-нибудь.

– Мне показалось, или не шмаляют больше? – спросил я в пространство, пристраиваясь к пулемету.

Блин, короб пустой почти, менять надо.

– Заткнулись сразу после прорыва, – отозвался снайпер.

Он закончил бинтовать Иванова и снова занял позицию с винтовкой. Несчастный рядовой, заметив мой взгляд, левой рукой подал короб с лентой, и я принялся перезаряжать пулемет, силясь припомнить порядок действий.

– Сейчас перегруппируются и снова полезут. Упорные, гады, как муравьи какие…

* * *

Передышку кочевники дали очень маленькую – уже через пятнадцать минут из тех же кустов вывалилась ватага человек в сто и ринулась к периметру. В этот раз огневой поддержки не было, стрелки бежали вместе с остальными и на ходу постреливали из винтовок. Состав нападающих изменился: было много мужиков за пятьдесят, и юнцы появились. Эта атака захлебнулась, едва начавшись: наученные горьким опытом «фортификаторы» сразу же накрыли аборигенов пулеметным огнем. Внесли свою лепту и снайперы с автоматчиками, да и я быстро приноровился к «корду» и косил нападающих наравне с другими пулеметчиками. Плюс на этот раз бэтээры действовали слаженно, заранее согласовав сектора обстрела. В результате до стен не добежал ни один вражеский воин, последнего, запутавшегося в «спирали Бруно», разорвало на куски несколькими скрещенными очередями.

И тут же третья волна – совсем древние старики, бабы и дети. Этих было около двух сотен. Я зажмурился, выдохнул, медленно досчитал до пяти. Открыл глаза, но картина не изменилась – разношерстная толпа по-прежнему приближалась к МОПу.

– Огонь! – заорал Волчара и подал пример – одной очередью высадил магазин по плотному скоплению явных некомбатантов. – Огонь, сучьи дети! ОГОНЬ!!!

Я сжал зубы, до крови закусив губу. Пулемет в моих руках затрясся, выводя мелодию смерти. Пули рвали ничем не защищенные тела, но аборигены упорно продвигались вперед, не реагируя на потери. Волчара был прав, кошмары теперь долго будут сниться. И даже не от кровавых подробностей – такого я навидался досыта, – но вот это нечеловеческое упорство и полное презрение к смерти, больше свойственное насекомым, поражали до глубины души и пробирали до костей. Так не бывает! Это неправильно!! Люди, опомнитесь!!! Кажется, я орал это вслух, но меня никто не слышал – даже мои собственные руки продолжали наводить «корд», палец жал на спусковой крючок, а мозг с четкостью компьютера фиксировал результат.

Неестественная целеустремленность обреченных навевала ужас, лишь с огромным трудом я заставлял себя оставаться на позиции. Все силы уходили на борьбу со страхом, я действовал на автомате – выпускал очередь за очередью, менял короба с лентами, которые подавал рычащий Иванов, и сам издавал странные звуки – полукрик-полустон, реакцию пораженного сознания на нечто противоестественное. В какой-то момент сосед-снайпер отбросил винтовку, упал на колени и завыл, обхватив голову руками. Иванов сноровисто огрел его по каске патронным коробом, отправив в нокаут, и зло зыркнул на меня. Но я не обратил на это внимания, поглощенный работой. Краем сознания отмечал, как с флангов заходят бэтээры, водя жалами пулеметов, как тут и там замолкают автоматы, как бойцы в ужасе начинают пятиться, не в состоянии вынести вида бойни… А потом сильно поредевшая людская волна достигла периметра.