Операция «Сентябрь»

— Это вряд ли!

— Они придут мстить, — продолжил Заманов, — мстить за ваше, как они считают, предательство. За Марюса, за Линаса и Эгле, которые ненавидят бандитов так же, как большинство литовцев.

— Отец, — Марюс положил руку на руку отца, — я был вместе с офицерами, когда брали Обуха. Думаю, Крюк пошлёт к нам Аиста, ты знаешь этого зверя. Они придут жечь хутор и нас убивать. Очнись, отец. Сегодня нам предстоит бороться за нашу семью, за маму, за Эгле, за новую жизнь без бандитов.

Пятрас молчал. Алдона обняла его за плечи и тихо плакала. В разговор осторожно вступил Иваньков, спросив хозяев:

— У вас есть место за пределами хутора, где бы вы смогли переночевать?

Пятрас и Алдона молчали.

— Есть, — решительно ответила Эгле, — в трёх километрах на хуторе живёт моя крёстная, тётя Гражина, полька, вдова бывшего повятского землемера. Мы часто общаемся, братья помогают ей заготовлять и колоть дрова. Она спрячет нас.

— Прекрасно, — сказал Заманов и обратился к Линасу, — запрягай, Линас, лошадь, бери своё оружие и вместе с родителями и Эгле отправляйся на тот хутор.

Линас, недовольный, что его опять отстраняют от горячего дела, согласно кивнул головой и отправился в конюшню.

— Я никуда не поеду, — буркнул Пятрас.

— Поедете, ещё как поедете! — раздражённо ответил Буторин. — Это, уважаемый хозяин, не просьба, а приказ. Не поедете добровольно, свяжем и отправим силой. На сборы вам двадцать минут. У нас ещё очень много дел.

Смеркалось. Отсветы ушедшего далеко на запад сентябрьского солнца не проникали сквозь густые лапы сосен. Запряжённая в одну лошадь и управляемая хозяином, с хутора бесшумно выезжала рессорная линейка на резиновом ходу. Прижавшись друг к другу, в ней сидели Алдона и Эгле. Линас, обвешанный патронташами и гранатами, с немецким карабином на плече шёл сзади. Он несколько раз оглянулся, помахал рукой Марюсу и офицерам.

Когда хозяева уехали, Буторин и Иваньков показали лейтенанту, командиру взвода автоматчиков, куда спрятать бойцов так, чтобы под их прицелом находился каждый квадратный метр хутора. Бойцов предупредили: пленных можно не брать, бить наповал. Марюс зажёг во дворе пять керосиновых фонарей «летучая мышь», которые обычно вывешивали на Рождество. На дворе стало светло и уютно.

Заманов, Буторин, Иваньков и Марюс разобрали между собой окна дома, приготовили автоматы и гранаты.

Марюс сварил крепкий кофе, поставил на стол корзинку с домашним печеньем, позвал офицеров. С удовольствием попивая ароматный кофе, Иваньков предупредил Марюса:

— Когда придут, к двери не подходи, отвечай из дома, обязательно спрячься за что-нибудь, да хотя бы вот за этот комод для посуды. Пригласи их в дом, погаси лампу и встань на колено, так легче будет стрелять. Огонь открывать только по моему сигналу.

8

На хутор Аист решил не ходить, нечего ему там делать. Перебить семью предателей и спалить хутор — дело пустяковое, и дурак сможет. Он же должен быть рядом с Крюком. Взять и сжечь армейские склады — это его дело, он этому обучен, он любит серьёзные заварухи. Кроме того, рассуждал он, после ареста Обуха (а его люди донесли, что Обух жив и под надёжной охраной находится в военном госпитале) надо ближе держаться Крюка. Если тот даст дёру за границу, надо во что бы то ни стало сесть ему на хвост и смыться из Литвы. Конечно, большого капитала он, Аист, не скопил, но всё же что-то на первое время у него имеется. Не даром он во время войны служил в полицейском батальоне. Одних золотых слитков, переплавленных из зубных коронок расстрелянных евреев, наберётся на треть пуда. Да ещё мешочек с отобранными у тех же евреев и поляков камушками. Ничего, как-нибудь проживём…

Он вызвал Повиласа Буткиса. Этот прохиндей хорошо знает хутор Баркявичюса, все дороги и тропы в лесу. Знает он и Марюса. Когда Буткис, охая и ахая, спустился в схрон, Аист без предисловий приказал:

— Возьмешь десяток людей из так называемых «больных» и отправишься на хутор Баркявичюса. Всех связать и повесить на деревьях. Хутор сжечь. Если возьмёшь старшего сына Марюса, кожу с него, мерзавца, содрать и в лесу к сосне привязать.

Буткис шмыгнул носом и вкрадчиво спросил:

— И Пятраса тоже? Его ведь ценит сам господин майор.

Аист схватил Буткиса за отвороты грязной куртки и рявкнул:

— Ты что, Повилас, оглох?! Это приказ самого Крюка! Их дружба закончилась с предательством Марюса! И не вздумай перед рейдом нажраться самогону. Завалишь дело, лично пристрелю.

— Не переживай, всё сделаем в лучшем виде. А потом куда?

— Заброшенный хутор на берегу знаешь?

— Ага, бывал там.

— Вот там и жди нас. Придёте на хутор, можете хоть утонуть в самогоне.

Буткис заржал, обнажая гнилые зубы.

Первым бандитов заметил сержант, командир выдвинутого на полкилометра от хутора дозора. Бандитов было двенадцать, шли гуськом, не таясь, шумно шли, словно лоси. Замыкал их строй высокий крепыш с немецким пулемётом МГ-34. Сержант дал знак одному бойцу бегом отправиться на хутор и предупредить своих. Он же с другим автоматчиком метрах в пятидесяти пристроился позади бандитов.