«Добровольчество. “Добрая воля к смерти” (слова поэта), тысячи и тысячи могил, оставшихся там, позади, в России, тысячи изувеченных инвалидов, рассеянных по всему миру, цепь подвигов и подвижничеств и “белогвардейщина”, контрразведки, погромы, расстрелы, сожженные деревни, грабежи, мародерства, взятки, пьянство, кокаин… Где же правда? Кто же они или, вернее, кем были – героями-подвижниками или разбойниками-душегубами? Одни называют их “Георгиями”, другие – “Жоржиками”.
Я был добровольцем с первого дня, и если бы чудо перенесло меня снова в октябрь 17-го года, я бы и с теперешним моим опытом снова стал добровольцем. Позвольте же мне – добровольцу, на вопрос “Где правда?” дать попытку ответа.
Мой ответ: “Георгий” продвинул Добровольческую до Орла, “Жоржик” разбил, разложил и оттянул ее до Крыма и дальше, “Георгий” похоронен в русских степях и полях, “положив душу свою за други своя”, “Жоржик” жив, здравствует, политиканствует, проповедует злобу и мщение, источает хулу, брань и бешеную слюну, стреляет в Милюкова, убивает Набокова, кричит на всех перекрестках о долге, любви к Родине, национализме. Первый – лик добровольчества, второй – образина его.
Но не все добровольцы “не-Жоржики” убиты. Тысячи и тысячи их рассеяны по рудникам Болгарии, по полям Сербии, по всем просторам земным не только Европы, но и Африки, Азии, Америки. Многие, может быть большинство из них, после гражданской войны научившись умирать, разучились жить, потеряли вкус к жизни. Святое дело, которому служил, провалилось; жизнь, которую отдавал, осталась; Родина, ради которой шел на подвиг, – отвернулась и отвергла. И вот вместо жизни – прозябание, вместо надежды и веры – равнодушие.
Что делать и в чем дело?
Должен оговориться: я делю добровольчество на “Георгия” и на “Жоржика”. Но отсюда не следует, что каждый данный доброволец является либо тем, либо другим. Два начала перемешались, переплелись. Часто бывает невозможно установить, где кончается один и начинается другой.
И первейший наш долг, долг и перед Родиной, и перед теми, кто похоронен тысячами в России, и перед самими нами, освободиться наконец, в себе и вовне, от этого тупого, злого, бездарного “Жоржика”…»
21 сентября 1918 года в Екатеринодаре Антон Иванович Деникин издал приказ, по которому устанавливался знак первого кубанского похода в воздаяние воинской доблести и отменного мужества, проявленных участниками, и понесенных ими беспримерных трудов и лишений. Среди награжденных был и Сергей Яковлевич Эфрон. Он получил знак I степени (им награждались участники боев) за номером 2693. Как и любой первопоходник, гордился им. Он писал в те дни Максимилиану Волошину:[25]