«Только что вернулся из армии, с которой совершил фантастический 1000-верстный поход. Я жив и даже не ранен – это невероятная удача, потому что от ядра корниловской армии почти ничего не осталось. Не осталось и одной десятой тех, с которыми я вышел из Ростова. Нам пришлось около 700 верст пройти пешком по такой грязи, о какой не имел до сего времени понятия. Переходы приходилось делать громадные – до 65 верст в сутки. И все это я делал, и как делал!»
Но почему же он не носил заслуженный им орден? Ведь на фотографии его в форме Марковского полка никаких знаков отличия нет. Некоторые историки склонны думать, что Эфрон потерял свой знак первопоходника. Это не так. Существует фотография Марины Цветаевой с сыном, сделанная во Франции в 1935 году. На левой стороне безрукавки сына виден меч в терновом венце.
Я слышал еще одну версию: Эфрон не носил орден из скромности. Рассуждать об этом могут лишь те, кто никогда не удосуживался прочитать хотя бы одну статью Сергея Яковлевича:
«“За родину, против большевиков!” – было начертано на нашем знамени, и за это знамя тысячи и тысячи положили душу свою, и “имена их, Господи, ты един веси!”
О завтрашнем дне мы не думали. Всякое оформление, уточнение казались профанацией. И потом, можно ли было думать о будущем благоустройстве дома, когда все усилия были направлены на преодоление крышки гробовой. С этим знаменем было легко умирать, – и добровольцы это доказали, – но победить было трудно».
Здесь и скрывается разгадка тайны ордена за Кубанский поход. Капитан Марковского полка не был типажом Пастернака и дни поражений от побед научился отличать. Именно поэтому и не носил меч в терновом венце. Но это не мешало ему гордиться своим прошлым.
Возникает закономерный вопрос: каким же образом идейный доброволец Сергей Эфрон становится сотрудником иностранного отдела ОГПУ? Чем можно объяснить такой поступок? Бывший советский разведчик Кирилл Хенкин был убежден – чекисты сыграли на патриотизме марковского офицера: