Операция «Жизнь» продолжается…

Впрочем, нельзя не сказать, что Дмирию Медведеву за пять дней удалось то, что не удалось предыдущим правителям за пятнадцать лет. Он нашел новую национальную идею. Точнее, обналичил старую — жертвовать собой, чтоб врагам было хуже. А враги — кругом. И у России по-прежнему два союзника — армия и флот.

Мышление людей с ментальностью девятнадцатого века.

Не помню, кто из умных сказал: мы такие озлобленные не потому, что так плохо живем. Мы так плохо живем, потому что такие озлобленные.

* * *

Из Джавы еду обратно в Цхинвал. Дорога свободна. В грузинских селах на Транскаме горит все. Эйфория разрушения и разграбления. Ответная реакция всегда жестче.

Везут стулья, шкафы, столы, полки, матрасы, подушки, холодильники, кадки с фикусами, гонят мотороллеры, велосипеды, тащат полуразбитые машины на тросах, едут на ободах, в кузовах, на крышах… Один гонит в Цхинвал трактор «Белорус» — с ковшом, но без покрышек. Двое воинов пытаются засунуть в багажник «Жигулей» барана. Человек пять, скооперировавшись, гонят в сторону Роки стадо коров.

Все, что не могут вывезти, жгут. Дома горят через один. Дым застилает дорогу, местами едем как в тумане. В горле постоянно першит от горчины пожаров. На асфальте обломки домов, шифер с крыш. Дохлые коровы. В одном месте стоят два расстрелянных «Икаруса».

Все построенные грузинами новые современные здания — кинотеатр, торговые центры, даже кажется бассейн — расстреляны, разнесены вдребезги, пожжены. Это не мародерство, это какой-то крестовый поход — вытравить все грузинское, чтобы не осталось и следа. Здесь сейчас закладывается фундамент новой большой войны. Практика показывает, что как только республика становится моноэтнической, у неё начинаются проблемы. В Грузии живут грузины, армяне, цыгане, русские, евреи. В Южной Осетии — только осетины. В Абхазии только абхазы. В Чечне только чеченцы.

Этот массовый исход порождает ощущение жути. Только что были люди, а теперь — мертвые села.

В Цхинвале я видел совсем других людей, чем здесь, в Тамарашени. В Цхинвале люди — помятые, небритые, плохо говорящие — готовы были умирать. И их было мало. В Тамарашени же люди — в новых незапачканных камуфляжах — приехали жечь и грабить чужие дома. И их много.

Так всегда. Близость смерти делает людей чище. А мужество соседствует с грязью.

На обочине, около своего сожженного дома, сидит грузинский старик с окровавленной головой. По-моему, единственный оставшийся грузин на все четыре села.

На вопросе — а почему бы мирным грузинам не вернуться в свои дома, они ж здесь не один десяток лет живут — все разговоры прекращаются.

Нетронутой осталась только «Лукойловская» бензоколонка. С заправками здесь туго, эта единственная до самого перевала.

* * *

Орхан уже в штабе. Оказывается, сразу после моего отлета пришла официальная шифровка о прекращении войны. Ямадаева вызвали на совещание. Орхан приехал с ним.

Ловим машину обратно до Джавы, там до Владика. О деньгах никакой речи нет.

На таможне фээсбэшник без звания и фамилии долго интересуется, как я попал в Южную Осетию и почему у меня в паспорте нет отметки о пересечении границы. Чем дальше в тыл, тем жирней генералы. И бдительнее Рэмбо. В Цхинвале у меня никто ни разу не спросил документы. В Джаве остановили четырежды. Один раз «командир южно-остенинского танкового батальона». За трофейный рюкзак, видимо. Но до Цхинвала не довез. Он туда не ехал.

Фээсбэшнику сказал, как было — приехал добровольцем. Даже где-то у вас в списках значусь. А почему вы печать не поставили, это у вас спросить надо. Хотите, позвоню в приемную ФСБ в Москве, уточню — кто тогда дежурил? Вывели за ворота посреди ночи и гор, всучили паспорт и привет.

Орхан ехал со спецслужбами и назвать их отказался. Требованию выключить телефон тоже не подчинился. Его задержали.

Братва, подбросившая до таможни, уже уехала. Мобильник сел. Торчать на дороге ночью без связи толку никакого. Решаю ехать в гостиницу и поднимать бучу оттуда — надо как-то вытаскивать товарища. Ловлю столетний битый «Мерседес» с какими-то двумя темными личностями. Впрочем, на мародеров не похожи. Видимо, и правда на войну сорвались. Но не застали. По-русски понимают только простые фразы. Меня слушают, открыв рты. Но в центр не подвозят, высаживают на окраине.

Поймал такси. Таксист живо интересовался тем, что происходит за перевалом. Всячески поддерживал Россию, армию и войну. Но денег взял ровно вдвое больше.

Не надо никого винить. Люди всегда очень быстро учатся делать на войне свой маленький бизнес. Так всегда было. И в Чечне тоже.

В гостинице мест не нашлось. Договорился с Тамиком на «Москвиче». Классный парень. Ходил вместо меня, узнавал. Покружили по городу — все забито, съездили в аэропрот — все закрыто. В итоге рванули в Минводы. До самолета меньше четырех часов. Тамик гнал во всю. Будил только на блок-постах. Я давал ему паспорт, он решал вопросы, и мы ехали дальше.

Примчались за час до отлета. Уже в посадочной зоне зашел в туалет и обнаружил, что на руке до сих пор белая повязка.