Опергруппа в деревне

Ладно, потом посчитаемся. Я обернулся к народу, никто и не думал расходиться. Интересно, всё-таки какое же тайное слово Яга им в прошлый раз вылепила? Ведь даже навскидку не придумаешь... С одной стороны, наверное, нечто мистическое и пугающее, а с другой — явно простое до невозможности. Эх, всё равно расшибусь, но узнаю! И только тут я вдруг неожиданно вспомнил, что, пока стою здесь без дела — мог бы задать пару вопросов деревенской публике. Всё-таки отдых расхолаживает, на службе я обычно собраннее...

— Граждане крестьяне! У кого есть новые сведения о ваших исчезнувших односельчанах, братьях Бурьяновых?

— Прошке и Ерошке, что ль? — первым сообразил кривоногий дедок слева. Я кивнул. Все задумались. Слышался лишь надсадный скрип мозгов в обстоятельной фермерской неторопливости...

— А сколь им дадут-то? — вновь подал голос старичок.

Местные затаили дыхание...

— Пока у органов нет оснований предъявлять им какие-либо обвинения. Презумпция невиновности...

— Тады точно посодют, — удовлетворённо кивнул дед, и все радостно загомонили.

Я так понял, что шаловливые братцы чрезмерной любовью в Подберёзовке не пользовались...

— Воры оне, разбойники и тати безбожные! С малолетства яблоки по чужим садам тырить обученные. Помнится, когда им ещё-то годика по два было, изловил я шалопаев да хотел крапивою поучить... Так они меня... той же крапивой... везде где могли... и набили и накормили, и... голым в Африку пустили! Тока я вернулся к вечеру...

— Люди, а когда аспиды энти, рожи-схожи, у Спиридоновны козу увели да и надругалися! Выпустили животину в стадо, с одного бока стрижену, с другого бриту, а рога якутской резьбой по кости разукрашены, с причудливостью... Ну не злодеи ли творческие, ась?!

— Прошка да Ерошка, что ль? Энто братья которые? Близнецы в смысле? Которые хулюганы да баловники известные? Как же, как же... Не помню! От не помню их, и всё, хошь стреляйте! Хотя тады, может, и вспомню...

Это, как вы понимаете, наиболее внятные версии, прочая галчиная разноголосица и внимания не заслуживала. В общем и целом всё сводилось к одному — вы уж нам найдите их обоих, а тогда и сажайте, долго плакать не будем...

— Никита Иванович, позвольте-ка. — Ворота за моей спиной с лёгким скрипом распахнулись, и могучая Митькина длань, цапнув меня за ремень, утянула внутрь двора. Тоже правильно, здесь ловить абсолютно нечего...

* * *

— Ну как, договорились?

— Мы — да! — Довольный Митяй приобнял за покатые плечи ещё более довольного Абрама Моисеевича.

— И с чем вас можно поздравить?

— Со свадьбой!

— Э-э... что ж, совет вам да любовь, как говорится, — не сразу нашёлся я (от этой парочки всего можно ожидать!). — Главное — зарегистрируйте брак у отца Кондрата, и... ну, чтоб детишек побольше. Не знаю как, но вам виднее...

— Ой, вот только не надо так на нас при всех иронизировать, — внёс необходимую ясность гражданин Шмулинсон. — Я таки жутко ценю ваш милицейский юмор, но моя Сара его не поймёт, а мне ещё зачем-то хочется жить.

— Тогда... кого женим? — не споря, переключился я.

— Дык маменьку же мою и Филимона Митрофановича, — смущённо пробасил мой младший сотрудник. — Мы уж с Абрам Моисеевичем, дай ему Йегова здоровья всякого, всё обсудили и на полнейший консенсус вышли.

— А молодожёны?

Вот это, как вы догадываетесь, был совершенно лишний вопрос. Марфа Петровна по-прежнему сидела на крыше, а дьяк, связанный по рукам и ногам, лёжа в лопухах у ворот, отчаянно жевал проверенный кляп в лице собственной скуфейки. Хотя кто, собственно, в их историческое время всерьёз спрашивал желания молодых?

Все вопросы, связанные с бракосочетанием, загодя решались родителями или ближайшими родственниками, а то и просто начальственным самодурством. Как скажут, так и живут. Всякая там любовь считалась баловством и легкомысленным чувством, в таком важном деле, как брак, просто недопустимым... Что, несомненно, плохо! С другой стороны, я здесь уже год живу, а о разводах пока даже не слышал. То есть они в нашем государстве не то что коллекционная редкость, а практически невероятнейший факт. Живут люди годами, детей плодят, семью сохраняют, и старятся вместе, и даже помирают в один день... Что тоже, по определению, не может не радовать!

О чём это я и к чему? А к тому, что, подхватив под мышку тоскливо сопящего дьяка, Митенька быстренько уволок его «делать предложение». Причём все переговоры вёл портной-гробовщик, ставленник масонов, а бледный гражданин Груздев мог только мычать на все лады. Я не вмешивался, я любовался, мне тоже интересно, и я здесь не на службе... Оказывается, в отпуске есть свои прелести! Итак, сцена первая. Только диалоги, лица проставьте сами.

— Таки он приставал до вас, ви ушибли ему сердце красотою, и он вас весь любит!

— Не может быть!

— Ой, да шо ви мне говорите... Слушайте его самого. Димитрий, нажмите!

— Мэ мумлю, мумки муморные!!!

— Вот вам ваш крест и моё «ввек Шаббата не видать»! Он хотел по-хорошему и просит вас всю, шоб жениться, как честный человек.

— Правда, что ль ва!

— Ой, ну ви прямо как ребёнок... Склоните ухо! Димитрий, дайте слово будущему папе.