Оперные тайны

Главное же для Моцарта – не громкость, а красота голоса, безупречность в выполнении всех технических задач, инструментальность интонирования, естественность звучания и сценического поведения.

Мой дорогой педагог Надежда Матвеевна Малышева-Виноградова говорила, что Моцарт в музыке – это Пушкин в поэзии. Абсолютный свет. Даже когда в его музыке есть трагические коллизии и моменты тёмной, дикой страсти, как в «Дон Жуане», у него весь поток чувств направлен свету. Он – такое музыкальное солнце, которого нам так не хватает не только в музыке, но и просто в жизни.

Я думаю, что сегодняшний всплеск популярности Моцарта связан именно с тем, что людям в наши дни остро не хватает этого света. Не хватает музыкальной гармонии, которая захватывала, переполняла бы с ног до головы. Или позитива, как модно сейчас говорить.

Читая Пушкина, я улыбаюсь. Меня переполняют свет, гармония слова и мелодика языка. То же самое и с Моцартом, настолько он гармоничен и созвучен всему тому, что мы называем Вселенной музыки, слова, поэзии, красок и прочего. Моцарт – сама поэзия, как Пушкин – сама музыка, говорил Чайковский. И он же не раз говорил о том, что не может писать на стихи Пушкина, потому что они и есть сама музыка. Более того, Чайковский в одной из статей написал: «Его произведения – это музыка Христа. Моцарт – Христос музыкальный».

И был во многом прав: Моцарт просто артикулирует и растворяет в музыке божественное Слово. И если ты понимаешь и чувствуешь этот стиль, тебе не надо «жать» и «давить». Если ты чувствуешь себя частью того гениального космического оркестра, который Моцарт ощущал в себе, он и тебя вписывает, возносит просто в этот космос. Понимая стиль Моцарта, ты паришь в нём.

Иногда от певцов можно услышать, что Моцарта петь очень трудно. Конечно, трудно, если ты этого моцартовского космоса не ощущаешь и поёшь напряжённым, настырно-форсированным звуком! Если же ты его воспринимаешь и чувствуешь как инструменталист, как человек, играющий на том же божественном инструменте, что и сам Моцарт, то его петь очень легко.

Георгий Чичерин писал когда-то о вредности мифа «Моцарт – солнечный юноша». Насчёт «юноша» – возможно. Мировой гений не имеет возраста. А вот «солнечный»… Вероятно, лучше и точнее было бы говорить о человеке ангельски-светлом с невероятно подвижной психикой. Моцарт мог быть и саркастичным, и очень язвительным, и издевательски-неприятным для многих – ведь очень многое подмечал и высмеивал и в людях вообще, и в композиторах – своих коллегах – в частности. Так же, как и Пушкин. Один к одному.

Пушкина можно назвать злым демоном? Да никогда! Как и Моцарта. Наоборот, именно он получал удары в спину. Чего только он не слышал о себе! Весь папский двор с «нелёгкой» руки Антонио Сальери повторял, что Моцарт-де отвратителен, Моцарт мерзок, Моцарт живёт недостойной жизнью. Да, Моцарт, как и Пушкин, любил женский пол и понимал в нём толк. Зато Сальери, с точки зрения того же папского двора, прожил очень достойную жизнь! И, конечно, в том виде, как это описано у Пушкина, он Моцарта не травил.

Зальцбург. Дом, в котором родился Моцарт

Но без яда тут, на мой взгляд, всё же не обошлось. Как? Например, через слуг, микроскопическими дозами, так, что в итоге отказали почки. А слуги – не без участия того же Сальери – на каждом углу слышали, что Моцарт по жизни жуткий богохульник и развратник.

Афиша первого представления «Свадьбы Фигаро» в Вене

Не то же ли самое иные «доброжелатели», вроде директора Царскосельского лицея Егора Энгельгардта, говорили о Пушкине? «Его сердце холодно и пусто, чуждо любви и всякому религиозному чувству…» Потом, разумеется, он признал Пушкина «первым поэтом», но мнения о нём как о человеке не изменил. Думаю, не в последнюю очередь из-за того, что Пушкин был «правдоруб». Как и Моцарт.

Он мог в глаза сказать тому же Сальери: «Ну, неплохо, но вот тут хорошо бы эту гармонию поменять на другую, и вот тут тоже… ведь правда это будет лучше?» И громко засмеяться. И как реагировали на это и Сальери, и другие коллеги по композиторскому «цеху»? В лучшем случае – никак, в худшем – отвратительно.

Княгиня Толстожопель и графиня Обоссунья

Вдобавок Моцарт иногда вёл себя как Dei infans, божественное дитя. Он мог себе позволить начать дурачиться непосредственно в обществе или скинуть ботинки в присутственном месте и сказать: «Господа, а мне так хочется сейчас поиграть!» Иногда, конечно, палку он чуть-чуть перегибал… Но, право же, что возьмёшь с божественного дитяти?

Глава одного из «моцартолюбивых» обществ, которые со временем стали плодиться, как грибы, однажды всерьёз потребовал сжечь некоторые из его писем. И только потому, что они, с его точки зрения, были пошлы и грубы. Мол, не должно быть пятен на солнце!

Но почему он говорил только о письмах? Один из шестиголосных канонов Моцарта называется «Leek mich im Arsch» – это максимально деликатно! – можно перевести как «Поцелуйте меня в задницу…».