Опьяненный любовью

– Скверно воспринял.

Гарри напрягся. Весь его гнев обратился вовнутрь: это он во всем виноват.

Граф Дэрроу почувствовал себя последним негодяем.

«Мне следовало держать себя и свои желания в узде, когда я понял, что должен буду уехать, а значит, бросить Пен на произвол судьбы».

– Он тебя бил? – Гарри невольно сжал кулаки – захотелось отметелить того, кто уже давным-давно пребывал в ином мире.

Все это бессмысленно. Гарри разжал кулаки.

Пен откинула длинную прядь волос с лица. Видимо, заколки выпали, когда на нее набросился этот подонок-священник.

«Они такие же шелковистые, как и в то лето, когда мы любили друг друга. И пахнут, наверное, все так же – мылом и солнцем. И… самой Пен».

Черт! Теперь к гневу и боли добавилось желание.

– Всего раз ударил.

Проклятье! Окажись отец Пен сейчас здесь, Гарри устроил бы ему такую взбучку, в сравнении с которой стычка со священником показалась бы дружеской потасовкой.

– Он требовал, чтобы я призналась, кто отец ребенка, а я не стала…

Годы, проведенные в тылу врага, переговоры с иностранными дипломатами научили Гарри скрывать эмоции, поэтому он смог удержаться от крика.

– Твой отец должен был знать.

Пен подняла с земли жухлый лист и принялась медленно рвать его на мелкие кусочки.

– Разумеется, он все прекрасно понимал. Просто ему хотелось услышать твое имя от меня, – то ли усмехнулась, то ли всхлипнула Пен.

Отцом мистер Барнс был скверным и безответственным, но уж никак не слепым.

«Почему, черт побери, я не задумался о репутации Пен или, что еще важнее, о том, что она могла забеременеть?»

Потому что был одержимым страстью…

Воспоминание о той поре пробудило в нем внезапный и жгучий приступ желания.

Гарри сменил позу, чтобы скрыть симптомы желания.

Нельзя так распускаться. Он уже не зеленый юнец. Он зрелый, опытный двадцативосьмилетний мужчина, отлично знающий, что такое женщина, давно и мастерски освоивший науку удержания себя в узде.

Но только не с Пен. Волосы снова упали ей на лицо. Ему так хотелось тронуть их, коснуться ее гладких шелковистых прядей. Как он обожал касаться ее волос, позволять им щекотать его грудь, живот…

Гарри снова сменил позу.

– …Он надумал встретиться с твоим отцом, – продолжила Пен. – Дескать, не сможет ли твой дорогой папаша подобрать для меня муженька из своих крестьян?

Именно так и поступал его отец, заминая последствия случек Уолтера.

– Но свободных крестьян под рукой не оказалось. Граф предложил сына кузнеца.

– Феликса?

– У кузнеца был только один сын, – печально улыбнулась Пен. – Я отказалась.

Слава богу. Хотя это могло бы стать разумным решением проблемы. Пен получила бы кров для себя и ребенка, а поскольку свадьбу сыграли бы до родов, никаких сомнений в законнорожденности ребенка не возникло бы. Однако продать себя Пен просто не могла. Она никогда бы не согласилась выйти замуж за известного на всю округу волокиту и постоянно закрывать глаза на его бесчисленных любовниц.

– И отец согласился с твоим решением?

Отец Пен, конечно, никогда не оставил бы за ней право решать самой. Он должен был сделать это за нее. И сделал. Хотя Гарри прекрасно помнил этого человека и не сомневался, что тот мертвой хваткой вцепится в туго набитый кошель, надумай отец Гарри помахать им у него перед носом. Старый граф всегда предлагал деньги родителям забеременевших наложниц Уолтера, чтобы хоть как-то подсластить пилюлю расставания с дочерьми.

«Будь у меня дочь, я бы… О боже!»

Осознание собственного положения отрезвило его. Ведь у него есть дочь Гарриет, и ей уже девять лет. Она могла вырасти в доме Феликса, не сомневаясь, что Феликс – ее настоящий отец.

Отвращение, боль, злость, раскаяние, стыд – все перемешалось в душе Гарри.

– Нет, конечно, не согласился. У нас было очень, как бы это сказать, оживленное обсуждение вопроса.

Все внутри сжалось у Гарри при виде ироничной улыбки Пен.

– У меня был в руках нож для резки мяса, и он не решился снова наброситься на меня.

Гарри инстинктивно сжал кулаки.

«Мне следовало быть там».

И все-таки Пен удалось надежно защитить и себя, и свою дочь.

Их дочь. Гарриет. Разумеется, названную в его честь.

– Отец грозился вышвырнуть меня на улицу. Я напомнила ему, что уже конец августа, и решительно заявила, что не собираюсь ни за кого выходить замуж. Если уж он так хочет от меня избавиться, пусть позволит мне уехать к сестре моей матери, тете Маргарет, в Уэслинг. – Пен подняла глаза на Гарри. – Это деревня по соседству с Литтл-Падлдоном.

– Знаю. Я там останавливался спросить дорогу.

Это ее заинтересовало.

– И видел «Пьяную Овцу»?

– Видел.

Пен улыбнулась:

– И попробовал «Вдовьего пива»?

Гарри улыбнулся в ответ:

– Попробовал. Насколько я понимаю, его варят здесь, в Литтл-Падлдоне.

Она с гордостью сказала:

– Да. Я выращиваю хмель. Вот придешь в имение – увидишь наш хмельник. Что же тебе поручил герцог?

«А свою дочь я там увижу?»

Пока что он не мог задать ей этот вопрос. Да и ответ особого значения не имел. Гарри преисполнился решимости увидеть Гарриет, и непременно сообщить девочке, что он – ее настоящий отец.

Пен вернулась к своему рассказу.