Опьяненный любовью

– С большой неохотой отец пожертвовал мне несколько монет на поездку. – Она снова улыбнулась. – А в утро отъезда я еще парочку монет прихватила из кувшина, который, как думал отец, был надежно спрятан под половицей в гостиной.

Пен всегда была сообразительной и не стеснялась взять свое. Иначе ей бы не выжить. Мать у нее умерла, когда она была еще крошкой, а отец нередко прикладывался к бутылке.

– Но между Дэрроу и Уэслингом не ходит дилижанс. Нет хороших дорог. – Гарри потребовался бы не один день, чтобы добраться туда даже на Аяксе.

– Меня подвозили крестьяне, – пожала плечами Пен. – Или я просто шла пешком.

У него похолодело внутри. Она же осталась совсем одна! А если бы ей повстречался разбойник или просто негодяй? Только что она убедилась, что даже священникам не всегда довериться можно.

Гарри всегда преклонялся перед мужеством и решительностью Пен, но иногда ее поведение граничило с непростительным упрямством.

Конечно, она вряд ли сочтет эту его мысль за комплимент.

– Не слишком рискованно было отправляться к тетке без предупреждения?

К тому же невенчанной и беременной.

Пен пожала плечами.

– У меня просто не было выбора. За Феликса я замуж не собиралась. К счастью, тетя Маргарет меня приняла, – улыбнулась Пен. – Хотя, увидев меня на пороге своего дома, была откровенно потрясена.

Откровенно была потрясена. А могла и прийти в ярость. Испытать ужас. Могла просто захлопнуть дверь перед носом Пен.

«А если бы тетка ее выгнала…»

Но какой смысл переживать из-за прошлого?

– Это тетя Маргарет придумала сделать из меня миссис Барнс, – сказала Пен. – Мы сочинили историю о том, что я потеряла мужа на войне. И до сегодняшнего утра все шло хорошо. – Губы Пен вытянулись в струнку. – Пока недавно поселившаяся в приюте Розамунда не заметила отметину в волосах Гарриет и не раззвонила всем, что девочка – незаконный отпрыск Уолтера. Эта байка со скоростью лесного пожара разнеслась по приюту, а потом и по всей деревне. Годфри Райт, священник, услышал об этом за обедом…

Гарри кивнул:

– Мне сразу по приезде все рассказала трактирщица Бэсс, а я по недомыслию назвал ей свою настоящую фамилию. – Он нахмурился. – Но ведь ты прожила здесь много лет. Неужели прядь Грэмов появилась у Гарриет только сейчас?

Пен пожала плечами.

– Действительно, прядь у Гарриет появилась поздно – нынешней весной, после болезни. Мне удалось всех убедить, что седина – последствие лихорадки, – мрачно сказала Пен. – Но тут приехала эта Розамунда…

В ее голосе послышалось неприязнь.

– Но почему Розамунда думает, что отцом девочки был именно Уолтер? – Сняв шляпу, Гарри взъерошил волосы. – Ну конечно, у него столько незаконных детей, что его имя первым приходит на ум, – заключил он.

Пен пожала плечами.

– Или потому, что Розамунда не очень сильна в арифметике и полагает, что тебя… в нужный момент не было в Англии. – Она взглянула на его волосы и нахмурилась. – А куда делась твоя прядь?

– Я ее закрасил. Как во время войны, когда не хотел, чтобы меня узнавали. Но краска смывается…

Пен нахмурилась еще сильнее.

– Возможно, и мне нужно было покрасить волосы Гарриет. Но как-то не пришло в голову.

Его сердце замерло. Покрась Пен волосы Гарриет, он бы не узнал, что она из рода Грэмов. Осталась бы одной из множества девочек, повстречавшихся ему на пути.

Сообщила бы ему Пен, что у них есть дочь, если бы он сам не узнал?

Трудно сказать, с Пен никогда ничего нельзя утверждать наверняка.

«А хватило бы мне ума самому догадаться?»

Пен не скрывала того, что она мать. А у него с арифметикой все было в порядке.

Но тут у Гарри закралась еще одна неприятная мысль.

– А Гарриет случайно не считает себя дочерью Уолтера?

Пен отрицательно покачала головой.

– Нет. Я сказала ей правду… В конце концов, до сегодняшнего утра она полагала, что ее отец был добрым и достойным крестьянином, отправившимся сражаться с Наполеоном. – Пен поморщилась. – Сейчас она на меня злится.

Пен заморгала и шмыгнула носом. Слезинка скатилась по щеке.

– Пен… – Гарри протянул к ней руку.

Она отвела его руку, показывая, что не нуждается в его сочувствии.

– Прости. День выдался ужасный.

Одно из качеств, всегда восхищавших его в Пен – и не только восхищавших, но и возбуждавших, – было ее твердое и бескомпромиссное стремление к независимости. Однако сейчас, решил Гарри, от нее требуется благоразумие. Именно от этого зависит судьба ребенка.

Его дочери.

– Ты позволишь мне поговорить с Гарриет?

«У меня есть ребенок. Дочь».

Ему страшно хотелось увидеть Гарриет снова, уже зная, что она его дочь.

«Я должен для нее что-то сделать, но что? Высылать Пен деньги на ее содержание?..»

Этого мало.

«На территории поместья есть небольшой домик… Гарриет может жить там с Пен. Им не придется мыкаться в приюте, или как он там называется? Я о них позабочусь».

Пен ответила не сразу.

Гарри вправе требовать, чтобы она разрешила ему повидаться с Гарриет.

Пен вздохнула:

– Хорошо. Я ведь все равно не смогу тебе помешать, я знаю. Да и сама Гарриет захочет с тобой встретиться, – улыбнулась она. Невесело, как показалось Гарри. – Гарриет ведь очень на тебя похожа.