Опьяненный любовью

Он убрал руку со стола и положил ее себе на колено.

– Давай займемся любовью, Пен.

Вот и вся его хваленая способность соблазнять. Но ведь и Пен не из тех, кто обожает играть в амурные игры. А Гарри и не собирался соблазнять ее. Соблазнять в смысле обманывать, играть на доверчивости и одиночестве, заглушив голос рассудка. Он хотел, чтобы эта женщина сделала свободный выбор, руководствуясь лишь своим желанием, и ничем больше.

– Я прошу тебя.

Гарри затаил дыхание. Если она скажет «нет»…

А ведь Пен может сказать «нет». Он видел нерешительность в ее глазах.

У Гарри внутри все сжалось. Если Пен скажет «нет», ну что же! Он извинится, а на следующий день они продолжат разговор о… том, ради чего она пришла сегодня к нему. Гарри не станет упоминать о доме в Дэрроу. Он думал – надеялся, – что может предложить Пен его с самым невинным намерением: чтобы избавить Пен от постоянных тревог о будущем, чтобы Гарриет была постоянно рядом с ним, чтобы он стал частью ее жизни. Но Гарри, разумеется, обманывал себя. Его глубинный мотив вряд ли можно было назвать невинным.

Он хотел, чтобы Пен была рядом с ним, он хотел постоянной близости с ней.

Пен закусила губу.

Было бы так легко…

«Нет. Это должен быть ее свободный выбор».

Вода в пруду была очень холодной, когда Гарри купался. Если Пен скажет «нет», он проводит ее до приюта, попрощается и снова окунется в пруд, надеясь, что вода охладит его, приведет в чувства.

«Или можно отправиться на постоялый двор, к этой Бэсс».

Только не это. Мысль о постоялом дворе мгновенно вызвала у него отвращение. И потом, это не сработает. Ему себя не обмануть. Более того, он имеет все шансы угодить в нелицеприятную историю – просто-напросто разочаровать Бэсс. Его теперешнее желание чистой физиологией не назовешь. Оно было чем-то бо́льшим, серьезным.

– Что ж, давай займемся.

Его мысли разом оборвались, а взгляд застыл на Пен. Она улыбалась так, как улыбалась в то далекое лето: уголки губ слегка приподняты, глаза широко раскрыты и полны страстью и желанием.

«Слава богу!»

У него пересохло во рту – Гарри откашлялся.

– Тогда нам лучше подняться наверх. – Его мужское достоинство напряглось до предела. – Там… – Он выдохнул. – Есть кровать.

И тут Гарри вспомнил, что они никогда не занимались любовью не только на кровати, но и в помещении. И теперь, задним числом, Гарри подумал: это чудо, что никто и никогда на них не наткнулся ни в поле, ни в лесу.

«Возможно, кто-то и видел нас, но решил, что развлечения графского сынка с дочуркой арендатора не стоят внимания».

И тут же Гарри отбросил эту унизительную мысль. Сейчас было над чем задуматься.

– Ладно. – Пен как-то нервно хихикнула, начав подниматься по лестнице. – Полагаю, мы уже вышли из того возраста, когда предаются подобным развлечениям на столе или у стены.

Она права. Не раз и не два они совокуплялись быстро и в самых неподходящих местах.

– Не в том дело. Мы отнюдь не старички. Просто хочется удобства, чтобы не опасаться ежеминутно, что свалишься на пол.

Гарри хотелось заниматься любовью с Пен степенно, как двадцативосьмилетний мужчина, обладающий опытом, а не как ослепленный похотью восемнадцатилетний мальчишка.

То лето в Дэрроу было последним летом его детства, хотя ему было уже восемнадцать и он во всех смыслах не походил на ребенка. Но его в ту пору не связывали ни долг, ни ответственность. Он был так свободен, как не будет свободен уже никогда.

Но Гарри не ценил эту свободу. Он стремился как можно скорее зажить собственной жизнью, покинуть Дэрроу и очертя голову броситься на поиски приключений. Но он ценил Пен. И всякий раз, когда Гарри оглядывался назад, она была первой, кого он вспоминал – самым ярким, самым теплым, самым счастливым его воспоминанием.

Пен тем временем жила в одиночестве, изгнанная отцом, и растила дочь.

А ведь ему следовало бы все-таки осознать свою ответственность в то лето.

Зато теперь Гарри постарается все наверстать, теперь он будет по-настоящему ответственным человеком. Он перевезет Пен и Гарриет в Дэрроу. У них больше не будет проблем. Они будут рядом. Он будет видеть, как подрастает Гарриет, он будет любить Пен всегда, когда пожелает.

– Опусти голову, – предупредила его Пен, входя в спальню. – Потолок очень низкий. – Она рассмеялась: – Хотя, думаю, ты уже это заметил.

– Да, – ответил Гарри, наклонив голову. – И доказательство тому – шишка на голове.

Комната была настолько маленькая, а крыша спускалась так круто, что у них почти не оставалось места, и Гарри пришлось подойти почти вплотную к Пен.

Он вдохнул ее аромат: легкую смесь лимона с… чем-то присущим только Пен.

За последние годы Гарри много раз бывал в подобной ситуации с множеством красивых, вожделевших его женщин, но ни разу не чувствовал он такого острого предвкушения. Ведь рядом была Пен.

Воспоминания о юношеской любви и о детской дружбе смешались у него с желанием.

«Ты слишком многого ожидаешь».

Возможно, но он ничего не мог поделать с собой.

Пен пришлось немного наклонить голову, чтобы встретиться с ним взглядом. В ее глазах была некоторая озабоченность. Она попыталась улыбнуться: