Опимия

– О Луций Эмилий, так вот в каком состоянии мне пришлось увидеть тебя?.. Нет, никогда не случится, что я спасусь, а ты умрешь… Ты один не повинен в сегодняшнем крахе, возьми моего коня и спасайся.

– Благодарю тебя, о Лентул, за твою человечность, – ответил Павел Эмилий слабым голосом умирающего человека. – Воспользуйся временем и силами, оставшимися у тебя, и спасайся. Уходи, объяви всенародно сенаторам: пусть, пока еще не подошел враг-победитель, укрепят Рим и усилят охрану; Фабию Максиму скажи, Луций Эмилий помнил его советы, пока жил, помнит и теперь, умирая[115]. Но сначала я был побежден Варроном, а уж потом Ганнибалом.

На последних словах голос Эмилия начал слабеть и становился все более хриплым; внезапно, через несколько секунд, после того как он умолк, глаза его закрылись, он глубоко вздохнул и, склонив голову на правое плечо, стал медленно падать в эту сторону; и больше он не двигался.

В этот момент на дороге послышались дикие крики нумидийцев, преследовавших римских беглецов. Лентул, все еще потрясенный и приведенный в ужас только что разыгравшейся сценой, обернулся в ту сторону, откуда слышались крики; увидев врага, он вскочил в седло, пришпорил коня, прижался к его спине и в отчаянии помчался по римской дороге.

Тем временем в обоих римских лагерях собралось около восемнадцати тысяч солдат, которым удалось спастись от резни; почти все были безоружны, побиты, ранены и лишены присутствия духа. В большом лагере находилось около десяти тысяч римлян, в малом – почти восемь тысяч.

С приходом ночи как в одном лагере, так и в другом думали о том, что следует делать в столь ужасных обстоятельствах. Солдаты из большого лагеря, увидев, что неприятель занят грабежом убитых, ужином, а кто и просто спит после трудов этого утомительного дня и перенесенных опасностей, выбрали смельчака, согласившегося пойти добровольно в малый лагерь. Посол должен был пригласить находившихся там легионеров ночью подойти к большому лагерю и вместе пробиться через сонных врагов и добираться до какого-нибудь соседнего города.

У солдат малого лагеря, как, впрочем, и у их товарищей из большого, командиров не было, как не было и никаких приказов. Начались шумные споры, и немногие, самые решительные, приняли предложение, каким бы опасным оно ни казалось. Большинство же было не согласно; они спрашивали, почему, если дело кажется таким легким, солдаты из большого лагеря не идут к ним – ведь их же больше.

Тогда Публий Семпроний Тудитан, солдатский трибун, выступил вперед и сказал громким и бодрым голосом:

– В подобных обстоятельствах всякая дискуссия не только опасна, но бесполезна и постыдна. Пусть тот, кто не хочет быть пленником, идет за мной, в другой лагерь, а потом лучше уж умереть в борьбе за жизнь, чем попасть живым в руки врагов. Мы должны выскочить, пока не занялся новый день, когда дорога будет закрыта крупными карфагенскими силами. Оружие и смелость пробьют нам путь, сколь многочисленным не был бы враг. Идемте!

Так он сказал; и, обнажив меч, ведя за собой всего шестьсот человек, вышел за вал и ринулся в бой с ошеломленным противником. Клином пройдя среди врагов, храбрецы пробились к большому лагерю, а от него, соединившись еще с тремя тысячами и действуя подобным же образом, они к утру добрались до Канузия[116].

Там уже собрались еще три тысячи беглецов, среди которых были Публий Корнелий Сципион, Квинт Фабий Максим, Луций Публиций Бибул, Аппий Клавдий Пульхр, Публий Фурий Фил, Луций Цецилий Метелл, все – военные трибуны, а также оптионат Луций Кантилий.

Их радушно приняли и разместили у себя жители города; утром беглецы собрались на Форуме, чтобы обсудить положение. В самый разгар дискуссии вперед выступил трибун Публий Фурий Фил и объявил, он-де пришел сказать собравшимся, что веры в Республику больше нет и многие молодые патриции собрались в храме Юпитера, предводительствует ими Луций Цецилий Метелл, они говорят о море, о кораблях, о необходимости покинуть Италию и просить убежище у какого-нибудь дружественного царя[117].

При этих словах Сципион, покраснев, вскочил на ноги и, пока все кричали, кто одобряя, кто осуждая сказанное Филом, крикнул сильным и дрожащим от гнева голосом:

– Здесь не место подобным словам и разглагольствованиям. Действовать надо быстро и смело. Кто хочет спасти Республику, пусть идет со мной. Вражеский лагерь, видимо, расположен не подле Ганнибала, а там, где вызревают и обсуждаются подобные предложения.

И, обнажив меч, он пошел быстрым шагом вместе с Фабием, Бибулом, Аппием Клавдием, Кантилием и еще со многими другими к храму Юпитера, где Метелл совещался с семью или восемью десятками юношей из патрицианских фамилий.