Война народная возгорелась с самого Поречья, когда Наполеон сделал первый шаг на старинную, коренную землю Русскую, и продолжалась, доколе, в Ноябре, не был он изгнан из Смоленской губернии. Как скоро в Июле месяце наша армия отступила от Поречья к Смоленску, отважнейшие из жителей, оставшись в окрестностях своей родины, сели на коней и начали истреблять неприятелей по мере сил своих. Они были первыми народными партизанами в Отечественную войну. Их примеру последовали прочие уезды Смоленской губернии. Всех Смолян постигло одинаковое разорение и одушевила одинаковая любовь к Отечеству: все бежали от срама неприятельского нашествия или бросились к оружию на погибель врагов. Из 12 уездов, составляющих Смоленскую губернию, 8 были совершенно заняты неприятелем, но четыре города уцелели от нашествия: Рославль, Юхнов, Сычевка и Белой. В них дворянские предводители, исправники, городничие, волостные начальники устраивали вооруженную силу, явно и скрытно нападали на неприятелей, убивали мародеров и фуражиров, отстаивали города и селения. К сим добровольным ополчениям присоединялись разбежавшиеся жители других уездов, бывших во власти неприятеля, и подвизались вместе с ними. Вооружение соделалось общим, единодушным. Смоленская губерния, покрытая пеплом городов и сел, три месяца напоялась кровью неприятельской и ежедневно оглашалась выстрелами.
В Рославле купцы и мещане вооружили и содержали на свой счет 400 человек пеших и конных, избранных из своей среды. В Белом и Сычевке составилось добровольное ополчение. В Юхнове уездный предводитель Храповицкий, имевший трех сыновей в армии, собрал вокруг себя до 2000 человек и из числа их сформировал несколько десятков конных для разъездов. Под его начальство поступили 22 отставных дворянина, бывших прежде в военной службе. Храповицкий перешел через Угру, стал на ее берегу и заслонил дорогу из Вязьмы в Калугу. Несколько раз показывались Французы, в намерении захватить не разоренный еще край, но всегда были отбиваемы. Начальники народного вооружения Смоленской губернии, кроме гибели, наносимой неприятелю, сохраняли повиновение там, где проявлялась наклонность к ослушанию. Они предупреждали своеволие, какое могло произойти от смущения неприятельского и воззваний, рассеваемых врагами, вселяли смирение и покорность в имениях помещиков, находившихся в удалении или в армии, наблюдали за порядком, приказывали осеменять поля, убирать жатвы, молотить хлеб. По причине удаления из Смоленска духовного начальства, церкви были без главного пастыря. Не желая оставить православных в сиротстве среди неприятельского нашествия, Калужский Епископ отправил к ним увещание, убеждая пребыть твердыми в Вере. Он писал им: «Примите от меня сие напоминание, яко состраждущего вам и усердствующего духовно всяким способом помочь. Разошлите всем благочинным, коим возможно, сие мое любви и сострадания свидетельство. Подтверждайте, пекитесь и надзирайте все купно, да прославляется наша Вера и Церковь, а не хулится».
Никто не думал повиноваться управлению, учрежденному Французами в Смоленске; предписания его оставались без исполнений, и оно было крайне стеснено в своих действиях, имея возможность распоряжаться только в городах и селах, где находились неприятельские войска. Народное восстание разлилось, как пламя, по всей губернии и соделало невозможным наполнение магазинов, которые Наполеон велел закладывать в Смоленске. Провиантские комиссары, посылаемые для закупки хлеба, и команды, отряжаемые на фуражировки, или гибли под ударами православных, или возвращались израненные, избитые, не исполнив данных им поручений. Наконец неприятели вознамерились устрашить жителей, употребя кровавые меры. С сей целью старались они захватить кого-либо из помещиков, начальствовавших вооруженными поселянами и дворовыми людьми. Двое пали их жертвой: отставной Подполковник Энгельгард и Коллежский Асессор Шубин. Защищая против мародеров свое и соседние имения, они были схвачены, привезены в Смоленск и осуждены на смерть. Французы медлили исполнением казни, склоняя их вступить в свою службу, но безуспешно. Выведенный на место казни, Энгельгард не дозволил завязать себе глаз. Французы сперва прострелили ему ногу и вновь старались поколебать его верность [373] , обещая залечить рану, в случае согласия на их предложение. Энгельгард остался непреклонен и пал под неприятельскими пулями. Одинаковой участи подвергся Шубин. По окончании войны Государь повелел производить пенсии: брату Энгельгарда по 6000 рублей, племяннику его и племяннице, обоим по 3000, вдове Шубина по 10 000, матери его по 6000 и двум сестрам, девицам, по 3000. ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ ПАВЛОВИЧ соорудил Энгельгарду памятник на самом месте мученической его смерти.