Все, кто в парламентских демократиях перекрывал интеллектуалам восхождение к вершинам: капиталисты, банкиры, другие избранные, – перестали существовать. В XVIII веке интеллектуалы выступали против концентрации огромных богатств под защитой церкви, но без зазрения совести соглашались на защиту крупных торговцев или фермеров, упрекали в неравенстве положение отдельной личности и осуждали причину роста буржуазии. До Великой революции левый интеллектуал не был замечен ни в коммерции, ни в участии в конкуренции, не имел заработанного богатства, но получал или захватывал наследство, а иногда оспаривал дискриминацию по праву рождения. В каждую эпоху он выступал как противник власть имущих, враждебно настроенный к церкви, к аристократам и буржуазии. При бюрократах-диалектиках он обнаруживает к ним внезапную снисходительность, как если бы узнавал в них самого себя.
Коммунистическое государство нуждается в руководителях для управления заводами, писателями, профессорами, психологами, чтобы распространять свою истину. Инженеры, обрабатывающие материалы, и другие инженеры, ответственные за человеческие души, пользуются значительными преимуществами, имеют более высокий уровень жизни, авторитет, участвуют в захватывающих событиях. Однако они не настолько наивны, чтобы позволить себе принять правильные речи за инструкции для всеобщего применения, они слишком дорожат своими привилегиями и поэтому оправдывают и режим, и свою собственную покорность. Таким образом, они смешивают свою веру и скептицизм, вербальную поддержку и внутренние резервы, которые не в состоянии принять (таким, какой он есть) неразумный догматизм или избавиться от притягательности неуловимой ортодоксии. Не могут ли они в качестве крайнего средства обратиться к примеру трансцендентальных религий? Христианство принесло хорошую новость как рабам, так и царям, оно учило равенству душ вопреки общественным иерархиям. И тем не менее церковь легитимирует фактическую власть, успокаивая совесть власть имущих. Иногда она хотела править на этой земле. Каким образом интеллектуалы-прогрессисты откажутся от поддержки их таланта со стороны государства, провозглашающего хорошую доктрину, построение общества, отвечающего надеждам революционного и благородного рационализма экспертов и литераторов, –
Маркс называл религию опиумом народа. И церковь закрепила эту установленную несправедливость. Церковь помогает людям переносить и забывать горести вместо того, чтобы избавляться от них. Опекаемый заботой с небес, верующий безразлично относится к строительству своего мира.
С той поры как государство создает из марксистской идеологии ортодоксию, она сразу же попадает под удар самой критики: она учит массы подчинению и утверждает правящую власть. Более того, христианство никогда не соглашалось с неограниченной властью правителей. Даже церковь восточного обряда сохраняла за собой право осуждать недостойного государя. Царь, глава церкви не высказывался о догмах. Генеральный секретарь партии оставляет себе свободу переписывать по собственной воле историю коммунистической партии, которая составляет суть сталинской догмы. Принцип бесклассового общества теряет свое значение по мере того, как режим, установленный после революции, запросто перерождается в бюрократический деспотизм. Оправдание историческим прошлым со временем вырождается в комическое выражение: «другой мир» представляет собой в меньшей степени будущее, чем реальное настоящее, превращенное в нечто другое посредством обозначающих его слов.
Мне скажут, что коммунистическая религия в наше время имеет совсем другое значение, чем христианство. Христианский опиум делает народ пассивным, коммунистический опиум толкает народ к бунту. Нет сомнений, что марксистско-ленинская идеология способствует воспитанию, если не вербовке революционеров. Ленин и его соратники меньше следуют доктрине, чем политическому инстинкту, в зависимости от желания действовать и от воли к власти. И все-таки марксистское пророчество направлено на их существование, побеждаемое беспрестанной надеждой. Что значат миллионы убитых по сравнению с бесклассовым обществом!
Марксистская идеология, даже ужесточенная и выхолощенная догматизмом, продолжает выполнять революционную функцию в странах Азии или Африки. Она способствует объединению масс, укрепляет единство интеллектуалов, которым угрожает сектантское рассеяние. Являясь действенным средством, она остается эффективной. Во Франции, например, она действует совсем по-другому. Культ революции, патетические вопросы к истории там размечают пути к бегству. Апокалиптическая тоска внушает терпимость к реформам, но побуждает к согласию с действительностью одновременно с устным отказом, это дело чести так называемого нонконформизма.