Опиум интеллектуалов

Почему же философы, желающие найти конкретные факты, в середине ХХ века, после Второй мировой войны, находят их в марксистском пророчестве о пролетариате, именно во Франции, стране, в которой насчитывается больше крестьян и мелких буржуа, чем пролетариев? Путь Сартра к подобию коммунизма кажется диалектическим, содержит переориентацию «за» или «против». Человек склоняется к тому, чтобы считать разные «проекты» в конечном результате бесплодными. Радужное видение бесклассового общества следует за описанием «скользкого» общества, как у натуралистических романистов политический оптимизм охотно сочетается с описанием человеческих низостей: голубой цветочек будущего на навозе настоящего.

Экзистенциальный психоанализ как марксистская критика идеологий разоблачает доктрины, обнажая их грязные интересы, которые скрывались под словесным благородством. Такой метод рискует привести к чему-то вроде нигилизма: почему наши собственные убеждения кажутся нам более чистыми, чем убеждения других? Обращение к изъявлению воли, индивидуальной или коллективной, в стиле фашизма, находило выход во всеобщем отрицании. «Пережитая интерсубъективность» пролетариата или исторический закон находит выход в другом.

Наконец, философия экзистенциалистов – это моральное вдохновение. Сартра неотступно преследовала мысль об истинности, коммуникации и свободе. Любая ситуация, парализующая приход свободы, противна предназначению человека. Подчиненность одного человека другому искажает диалог между типами сознания, равными потому, что являются равно свободными. Этический радикализм в сочетании с незнанием общественных структур предрасполагает его к словесной революционности. Ненависть к буржуазии обращает его к обычным реформам. Пролетариат не должен входить в сделку с «негодяями», которые сильны своими правыми достижениями. Таким образом, философ, исключающий любую «всеобщность», снова вводит в обиход призвание рабочего класса, не осознавая противоречия, менее преодолимого, чем скрываемого.

Вдохновение христиан-прогрессистов носит иной характер, а дело их совести иногда даже трогательное. Оно не подходит для не-католиков, чтобы для тех не было обвинений в лицемерии или фанатизме. Меры, принятые против священников-рабочих, потрясли христиан, они также были использованы людьми, безразличными к религии, которые воспользовались случаем, чтобы подорвать авторитет церкви и, главное, вернуть ее к сотрудничеству с коммунистами, взывая к людям, проницательность, но не духовные качества которых поддерживают споры.

Первый факт, исходя из которого понимаешь положение христиан-прогрессистов, – это связь между большим числом французских пролетариев и коммунистической партией.

Так, автор «Jeuness de l’Eglise» («Молодость церкви»)[35] пишет: «Вы могли бы учитывать только влияние церкви, делающей добро для всех, и мы имеем в среде рабочих только нечто внешнее, удобное, но абстрактное и искаженное. Но мы также, чего бы это ни стоило, должны идти до конца. До конца, который ознаменовал бы собой, так сказать, органичную связь коммунизма со всем миром рабочих».

Почему эта связь является органичной? Автор книги не приводит исторических объяснений: слияние со временем профсоюзов с Народным фронтом, сопротивление, подрывная деятельность для освобождения – это причины, которые, истолковываемые буквально, объяснили бы все и повсюду. Коммунистическая партия совершила почти научное «открытие причин угнетения рабочего класса». Она организует этот класс по-другому, с упором на жестокость «для действий, отдаленный успех которых сто`ит больше, чем немедленные и частичные результаты». И наконец, коммунизм мог бы предоставить рабочему люду «философию, о которой Жан Лакруа писал с большой проницательностью, что – это постоянная философия пролетариата»[36].

«То, что мы ищем, – пишет далее Jeunesse de l’Eglise, – мы ищем страстно потому, что, если мы его не найдем, мы в отчаянии пойдем ко дну – это новая историческая сила, святая, хранимая от всех грязных делишек прошлого, способная выполнить то, о чем другие только думают и используют эгоистично. Но эта сила действительно существует: в ней мы видим насыщенность, рост потенциала по мере того, как события приближали нас к народу. Единственное, что достойно нашей надежды, – это мир рабочих… Нет, рабочие – не сверхчеловеки, не святые, и они иногда проявляют слабость перед мерзостями, когда великие сего мира подают пример, превращая их в добродетели. И тем не менее, несмотря на это, они несут в себе молодость нового мира – нового по сравнению с тем, который разлагается на наших глазах, но который через века и через пространства догонит цивилизацию, где деньги и капитал еще не все скупили и развратили»[37].