«Рабочие несут в себе молодость мира, коммунистическая партия с ними органично связана, но «продвижение вперед рабочих возможно только по планам и благодаря средствам, которые подсказывают рабочим условия их существования и борьбы, их борьбы»[38]
. Отныне они, без колебаний, делают вывод: «рабочий класс снова станет христианским – мы в этом твердо уверены – но это будет только после того, как он сам, своими возможностями и направляемый имманентной философией, которую он несет в самом себе, завоюет человечество»[39]. И еще: «Человечество благодаря рабочему движению скоро обретет новую молодость»[40].Мне кажется полезным показать чисто
Марксизм также никакая не «имманентная философия пролетариата». Наемные рабочие заводов, может быть, и считают владельцев средств производства эксплуатирующими общество в целом. Обвинение частной собственности, непонимание причин бедности, приписывание капитализму всех преступлений – рабочие иногда предъявляют такие общие обвинения, которые весьма поощряет коммунистическая пропаганда. Но утверждение, что только революция позволяет освободить рабочий класс – очень далекое от выражения имманентной идеи пролетариата, – оно принадлежит учению, в котором коммунистам никогда не удавалось полностью убедить рабочие массы.
Марксизм не только не является наукой о страданиях рабочего, коммунизме и имманентной философии пролетариата, марксизм – это философия интеллектуалов, которые соблазнили группы пролетариата, а коммунизм использует эту лженауку для достижения собственной цели – взятия власти. Сами рабочие не думают, что они избраны для спасения человечества. Они больше всего мечтают о продвижении в сторону буржуазии.
Из этих двух ошибок проистекает и третья – о борьбе классов и наступлении нового мира. Мы не собираемся обсуждать добродетели, которые левые христиане приписывали рабочим: мы признаем свое неведение. Когда мы читаем, что рабочий класс – это настоящий народ, своей любовью к свободе однажды, сознательно или бессознательно, в меньшей степени отойдет от церкви, чем от структур и той видимости, в которую буржуазия облекла ее. Когда мы читаем, что «большая часть мужчин и женщин народа… верны Нагорной проповеди», мы не пытаемся этого ни отрицать (доброта простых людей общеизвестна), ни одобрять – миф об избранном классе явно смешивается с Писанием.
Католики имеют право верить, что режим коллективной собственности или планирования более благоприятен для людей, чем режим, называемый капиталистическим. И это есть мнение о невежественном доводе, который можно принимать или отвергать. Они имеют право думать, что история будет эволюционировать к режиму, имеющему свои преимущества, признавать его как факт, к борьбе общественных классов за распределение национального дохода или организацию общества. Если наступление социализма они называют
А то, что очаровывает христианина, пусть и бессознательно, в рабочей среде и марксистской идеологии – это предрассудки, эхо религиозного опыта: пролетарии и борцы, как и первые верующие в Христа, живут в ожидании нового мира; они остаются чистыми, открытыми добродетели потому, что не эксплуатировали себе подобных. Класс, который несет молодость человечества, восстает против прежней гнили. Левые христиане остаются субъективно католиками, но оставляют религиозное дело за пределами революции. «Мы не боимся: мы уверены в нашей вере, уверены в нашей Церкви. И мы, кроме того, знаем, что Церковь никогда долго не противостояла настоящему прогрессу человечества… Если рабочие однажды приходят говорить с нами о религии или даже просят совершить обряд крещения, мы начнем, я думаю, с того, что спросим их, размышляли ли они о причинах страданий рабочих и участвуют ли они в битвах, которые ведут их товарищи для всеобщего блага»[41]
. Сделан последний шаг: евангелизацию подчинили революции. Прогрессисты стали «марксистами» в то время, когда они решили христианизировать рабочих.