Опоясан мечом: Повесть о Джузеппе Гарибальди

— Да, в Учредительное собрание.

— Как его зовут, генерал?

— Уругвай, — отвечал Гарибальди. — Есть такая страна.

Легионеры оставались в полях, копали братские могилы. Толпы женщин то и дело приходили к ним из ворот, несли в судках домашние припасы: спагетти, рыбу, сыр, чеснок… Зажигались костры в поле, их тусклые огни перекликались с иллюминацией в городе.

И, возвратясь от едва засыпанных могил, коленопреклоненные женщины стояли в храмах у алтарей. Одни безутешно оплакивали своих, другие — с шепотом благодарности и умиления на устах.

Выходил на амвон пастырь и приглашал:

— Пойте «Те deum».

А в маленькой Мадзиниевой комнатке — уже вторые сутки без сна — Гарибальди укорял триумвиров за непоследовательность, за доверчивость, за легкомысленное решение. Как можно было прекратить преследование, отпустить волков из овчарни. Он ни на грош не верил генералу Удино, все это похоже на повадки уругвайских вояк. Он снова рассказывал свой план преследования и отсечения — так поступали русские в партизанских диверсиях Давыдова, Фигнера, Сеславина. Отец генерала Удино мог бы кое-что удостоверить, ведь испытал когда-то на собственной шкуре.

— Республиканская Франция, — твердил Мадзини, — не может испытывать к нам злых чувств. Ведь и мы республика.

— Что-о-о? — тонким от гнева голосом переспрашивал Гарибальди. — Нам нужен мир. Земля есть место нашей общей работы. Мы не должны ее поливать кровью!

К концу резкого разговора Франческо Даверио привел усталого рядового Перальту родом из Брешии. Тот рассказал, что дед его был взят русскими партизанами в плен под Малоярославцем. Дед был из тех двадцати семи тысяч итальянцев, которые последовали за Наполеоном в Россию. Из них вернулось, говорил дед, лишь триста тридцать три человека.

Гарибальди заснул на минуту. Качнулся. Открыл глаза, не зная, почему померещилась ему в полумраке комнаты облитая зноем грубая кладь церковной стены.

2. Ночь в Веллетри

А на рассвете прогремел барабан в портиках монастырского двора. Старый служака барабанщик, перебежавший из пьемонтской армии, уважал свое ремесло. И горнист, пропевший боевую тревогу, не уступал ему в рвении и таланте. Усталые, еще хмельные после вчерашней кровавой сечи и ночных поминок, выбегали из монастырских келий волонтеры. На бегу протирали ружья и строились кое-как кривыми шеренгами. На левом фланге не хватило места у стены — там сгрудились кучей.

Кое-кто наполнял водой фляги у колодца и кто-то шарахнулся в строй из-под коня Гарибальди.

Гарибальди выглядел на своем Уругвае совсем не парадно. Рука в полинялой красной рубахе на черной перевязи — так меньше тревожит рану в боку, узкие, раструбом книзу, серые панталоны со следами запекшейся крови, худые нечищеные сапоги. Хмурый взгляд из-под черной шапочки, нахлобученной на глаза. Молча объехал строй, вглядываясь в лица, как будто не находя виновников вчерашней победы. Молча, одним взглядом, приказал толпе у стены занять строй.

— Есть приказ республики — беглым шагом на юг! Неаполитанский король вторгся в пределы римских владений и угрожает Риму. Бурбонцы сражаются неплохо. И они в красивых мундирах… Поэтому даю пятнадцать минут — побриться и принять геройский вид. Трубачу и барабанщику благодарность!

Не было времени рассказать бойцам, что кольцо интервенции сжимается туго, — пока Удино зализывает кровь в Кастель Гвидо после своей «успешной рекогносцировки», австрийский корпус Лихтенштейна действует уже в окрестностях Перуджи, а ближе всех, опаснее — двадцатитысячная армия Неаполитанского королевства. Говорят, что еще и испанские полки высадились им на подмогу в Гаэте. Ночь прошла без сна в ставке главнокомандующего. Очень не расположил к себе Гарибальди этого генерала Росселли, надраенного, источающего ароматы духов и сигарного дыма. Назначили этакого щеголя на нашу голову! Авеццана откровенно спал не в силах противостоять усталости. Теплая гроза проливала свои потоки, щедро омывая поля битвы. Идти навстречу врагу, не дожидаться его в предместьях, на вчерашних руинах Вашелло — вот все, чего добивался Гарибальди. Пять тысяч верных солдат, воодушевленных невероятным успехом, это чего-нибудь да стоит! Там, на юге, уже сражается Манара со своими храбрыми берсальерами. Но всего этого не расскажешь перед строем.

— Должно быть, кто-то не успел отдохнуть? Тогда — шаг вперед.

Он подождал, но ряды лишь подтянулись и выровнялись. Он разглядел в третьей шеренге забинтованную голову.

— Почему в строю?

— Не хочу в госпиталь, генерал. Имею право воевать! Я заслужил, чтобы с вами не расставаться… Мои права…

— Права? Права приходят после обязанностей. А ты обязан, дружок, быть здоровым. Шаг вперед!

Раненый с неохотой вышел, кто-то негромко пошутил:

— Так вот кто убил каноника.

И весь легион загрохотал. И смех этот был для Гарибальди, как горн и барабан в гулкой колоннаде двора. Он осторожно наехал со спины на идущего и слегка подтолкнул его хлыстом в сторону госпиталя.