Опоясан мечом: Повесть о Джузеппе Гарибальди

Баржа давно проплыла в устье Темзы, стало совсем темно, издалека послышался тяжкий всплеск воды. Мадзини вздрогнул. А если человек бросился в воду? В Лондоне самоубийства часты. На минуту вспомнилось прекрасное лицо проститутки. Вот и такая могла бы. Как беспощадна жизнь! Все менять надо. Не предаваться мечтам и воспоминаниям — менять! Ты можешь, потому что ты должен. Как поступить с клеветой? Писать опровержение в какую-нибудь лондонскую малотиражную газету? Звук пустой… Привлечь к ответу в парижском суде за диффамацию? Так будет вернее. Дело получит резонанс в прессе, а в Италии читают французские газеты, особенно в Пьемонте. Значит, сложить чемодан и ехать в Париж? Но долго ли он сможет там скрываться?

Дома его ждали, — какой-то загорелый моряк привез толстый пакет. Письмо от Гарибальди! От Гарибальди? Бывает же такое совпадение! Не так уж часто он вспоминал о нем в минувшие годы.

— Я могу идти, сэр?

Моряк, которого Мадзини в первую минуту принял за португальца, говорил на чистейшем английском языке, да и челюсть у него была самая что ни на есть британская. Интересно, кто же он — случайный человек или, может, соратник, даже друг Гарибальди? И, движимый любопытством, Мадзини спросил:

— Вам приходилось участвовать в сражениях вместе с Гарибальди?

— С вашего разрешения, не один раз, сэр. Я был адъютантом полковника Джона Григга. А полковник Григг и генерал Гарибальди называли друг друга братьями и служили, если позволено будет так выразиться, в одной армаде.

— Вы были адъютантом?

Во внешности и в манерах моряка, несмотря на чрезвычайную учтивость, а может и благодаря ей, была какая-то смесь величественности и плебейства, свойственная хорошо вышколенным английским слугам.

— Не удивляйтесь, сэр. В английской армии я числился бы ординарцем, но на Юге меня иногда величали лейтенантом. Такая неразбериха! Это не Новый Свет, а, с вашего разрешения, тот свет. Преисподняя. Первозданный хаос. Ад! — И он устремил испытующий взгляд на Мадзини, проверяя, достаточно ли сильное впечатление произвели эти слова.

— И все-таки что могли бы вы рассказать о походах Гарибальди, мистер… простите, не знаю вашего имени?

— Имя обыкновенное — Смит. Иеремия Смит, с вашего разрешения. Джереми, как называла меня покойная матушка. Джероламо по-итальянски. А что до генерала и всей тамошней мясорубки, то это разговор долгий.

— Я готов слушать.

2. Рассказывает Смит

Иеремия Смит поглубже уселся в кресло, закурил трубку и, заметно польщенный вниманием собеседника, начал свой беспорядочно-обстоятельный рассказ.

— Генерал Гарибальди — выдающийся полководец, сэр. Он мог бы быть главнокомандующим в любой стране, сэр. Но его войско — настоящий сброд. Подонки общества. Босяки.

— Это мнение Гарибальди? Или так думал полковник Григг?

— Избави бог, сэр. Они обо всем думали одинаково. Только и слышишь, бывало: «Угнетенные народы… Избавить от тиранов… Фратерните, эгалите…» И прочая ахинея. Будто говорят не джентльмены, сэр, а французские головорезы, которые вскормили своим бешеным молоком Бонапарта. Сколько от него нахлебались горя наши деды и отцы, сэр! Мой дед погиб в эскадре адмирала Нельсона. И теперь помогать республиканцам? Безумство! Но это мое мнение, сэр. Личное.

— Я вижу, вы всерьез задумывались над социальными проблемами, — сдерживая улыбку, сказал Мадзини.