– Доктор Теллер, позвольте для начала спросить вас, сэр: вы сегодня выступаете здесь в качестве свидетеля по собственному желанию?
Теллер, как всегда, говорил рокочущим голосом с сильным акцентом:
– Я пришел сюда, потому что меня об этом попросили и потому что считаю своим долгом сказать по запросу то, что я думаю по этому поводу. – Он поерзал на свидетельском стуле, и его нога-протез клацнула по половицам. – Хотя предпочел бы не приходить сюда.
– Насколько я помню, сэр, некоторое время назад вы заявили мне, что все, что имеете высказать по этому вопросу, хотели бы сказать в присутствии доктора Оппенгеймера?
– Совершенно верно.
– Вы намерены высказать предположение о том, что доктор Оппенгеймер нелоялен к Соединенным Штатам?
Со своего диванчика в дальнем конце комнаты Роберт видел, как затылок Теллера качнулся влево, а потом направо.
– Я не собираюсь высказывать подобные предположения. – Он умолк, и Оппи подумал, что на этом все, но после небольшой паузы венгр продолжил: – Я знаю Оппенгеймера как чрезвычайно восприимчивого интеллектуально и очень сложного человека и думаю, что с моей стороны было бы самонадеянностью и ошибкой пытаться каким-либо образом анализировать его мотивы. Но я всегда предполагал и сейчас предполагаю, что он верен Соединенным Штатам. Я останусь при этом мнении, пока не увижу убедительных доказательств обратного.
Робб коротко кивнул:
– А теперь вопрос, вытекающий из сказанного. Верите вы или нет, что доктор Оппенгеймер представляет угрозу безопасности?
В зале суда воцарилась тишина, которую нарушал лишь отдаленный голос экскурсовода, который рассказывал через мегафон экскурсантам о белом шпиле, посвященном президенту, не умевшему лгать.
Теллер глубоко вздохнул, его широкие плечи поднялись.
– Мне случалось видеть очень много примеров действий доктора Оппенгеймера – я понимал, что доктор Оппенгеймер предпринимает действия, – обоснование которых мне было чрезвычайно трудно понять. – Он покачал головой, и Оппи представил, как он сдвигает огромные косматые брови. – Я по многим вопросам полностью не соглашался с ним, и его действия, откровенно говоря, казались мне путаными и… – он сделал паузу, словно пытался подобрать более подходящее прилагательное, но в итоге использовал то же, что и раньше: – сложными.
– И вот, исходя из этого, – продолжал Теллер, – я чувствую, что хотел бы видеть жизненно важные интересы этой страны в руках, которые лучше понимаю и, следовательно, которым больше доверяю. В этом очень ограниченном смысле лично я чувствовал бы себя в большей безопасности, если бы государственные дела находились в других руках.
У Оппи екнуло сердце. Он почувствовал себя… наверное, так же, как должен был чувствовать себя Шевалье, узнав, что Роберт выдал его властям. К горлу подступила горечь.
Несомненно, этого было достаточно. Робб наверняка получил все, что ему требовалось. Но нет. Этот подонок оказался ненасытным.
– Доктор, я хотел бы еще раз спросить вашего экспертного мнения. Как вы считаете: если доктор Оппенгеймер проведет остаток своей жизни на рыбалке, это как-то повлияет на атомную энергетику и термоядерные программы?
«Иисус Христос! – подумал Оппи. – Вот же сукин сын!»
– Вы имеете в виду: с настоящего момента?
– Именно так, сэр.
Громоздкая туша Теллера снова пошевелилась на стуле.
– На этот счет я хотел бы сказать две вещи. Что касается КАЭ, то на рыбалку следует отправить ее подкомитеты в полном составе, чтобы они не мешали тем, кто занят настоящим делом. – Оппи увидел, что на лицах всех троих членов правления появилось обескураженное выражение. – Однако следует отметить, что общие рекомендации, которые, насколько мне известно, чаще всего исходили от Оппенгеймера – и я имею в виду не только и даже не столько тематику термоядерного синтеза, но и другие случаи, – как правило, мешали, а не помогали, и поэтому я думаю, что дальнейшая работа доктора Оппенгеймера в комиссии была бы бесполезна.
Робб хотел было заговорить снова, но председатель Грей поднял руку.
– Считаете ли вы, что предоставление допуска доктору Оппенгеймеру поставило бы под угрозу обороноспособность и безопасность страны? – прямо спросил он.
Теллер некоторое время молчал, а когда он наконец заговорил, Оппи показалось, что в его хриплом голосе послышались нотки раскаяния, как будто его старый коллега понял, что, кажется, зашел слишком далеко.