Оппенгеймер. Альтернатива

– Ах, ерунда, простыл немного. – Рекорд года по преуменьшению! – Я всего в нескольких шагах от твоего дома. Можно мне зайти?

– Ты здесь, в Сан-Франциско? Боже мой, конечно!

– Иду. – Он повесил трубку, затем нашел еще одну пятицентовую монету, сунул в прорезь и сделал еще один короткий звонок. Он ожидал, что его и тут не узнают по голосу; так и случилось. Но встревоженный, даже испуганный человек согласился на его просьбу. Оппи снова повесил трубку и вышел.

Выбиваясь из сил, тяжело опираясь на трость, он все же проковылял два квартала по круто поднимавшейся вверх улице и все же добрался до дома 1405 по Монтгомери-стрит. Джин, в небесно-голубом халате поверх белой ночной рубашки, стояла в узкой двери. Она явно не могла поверить, что эта ходячая развалина была тем человеком, которого она ждала, пока он не оказался всего в нескольких шагах от нее.

На стене рядом с дверью висел фонарь, и Оппи был уверен, что его резкий свет подчеркивает глубокие морщины и отечность его лица.

– Джин… – сказал он, преодолевая хриплую одышку.

Она недоуменно уставилась на него:

– Вы… вы Джулиус?

Она имела в виду отца Роберта – и Оппи с удивлением понял, что его отец умер шестидесяти шести лет от роду, а ему оставалось еще четыре года до этого возраста.

– Он умер, Джин. – Пауза, чтобы перевести дыхание. – Он умер в 1939 году. Ты это знаешь.

– Но… кто же вы?

– Это я. Роберт. Оппи. Боб. Это я, Джин.

– Нет, нет. Роберт…

– Молодой. А я старый. На двадцать три года старше, если точно. – Его дыхание восстановилось, если можно так сказать о судорожном, частом глотании воздуха. – Я стар, я умираю. Это мне предстоит вскоре умереть, а не тебе.

Она прищурила глаза, зеленые радужки светились в свете фонаря.

– Что… о чем вы… ты говоришь?

– Извини, – сказал он, указывая на лестницу, поднимавшуюся за ее спиной. – Можно войти?

Она мгновение колебалась, на ее лице было написано крайнее недоумение, но затем жестом предложила ему пройти вперед и помогла подняться сначала на один пролет, а затем на другой, в свою тесную квартирку-студию на третьем этаже. Там она помогла ему сесть на короткую кушетку и принесла стакан воды.

– Это ты, правда? – сказала Джин и, подвинув деревянное кресло, села перед ним.

– Да.

– Но что случилось?

– Старость. Болезнь.

– Старость? Я не…

Оппи попытался скрестить ноги, но это оказалось слишком больно. Сначала он подумал упомянуть Герберта Уэллса, но, пожалуй, писатель-фантаст был слишком зауряден на ее вкус. Хотя именно Уэллс, предсказавший атомную бомбу и давший ей название, еще раньше предсказал и назвал машину времени.

– Я вернулся, чтобы увидеть тебя, – сказал он. – Вернулся из 1967 года.

– Но… как?

Он знал, что она потрясающе умна, но все же даже для начала объяснения потребовались бы драгоценные часы – часы, которых у него не было.

– Физика, – просто сказал он.

– Тебе придется это доказать, – сказала она. – Доказать, что ты именно ты, как ты утверждаешь.

Он закрыл глаза и процитировал на память:

Но и этого недостанет,
Чтобы унять твою нестерпимую боль,
Истерзанный, истекающий кровью Иисус.

И она, автор, женщина, сложившая эти стихи, когда ей было всего шестнадцать лет, договорила заключительные слова:

– Fils de Dieu, – Сын Божий по-французски, и покачала головой.

– Я не читала эти стихи никому, кроме…

– Кроме меня.

Она еще некоторое время изучала его лицо, ее глаза метались в орбитах, пытаясь что-то разглядеть за морщинами и складками. Рот слегка приоткрылся, голова качнулась в сомнении. Но в конце концов она кивнула и изумленно согласилась:

– Никому, кроме тебя.

Он тепло улыбнулся.

– Я так рад видеть тебя, Джин, – а затем, со сдержанным, но нежным смешком, добавил: – Но, вообще-то, мне нужно было прийти сюда на одиннадцать дней раньше.

– Почему?

– Тогда я мог бы достойно сыграть роль призрака грядущего Рождества.

Он ожидал, что она слабо, застенчиво улыбнется, но ее лицо осталось неподвижным.

– Я знаю, что годы не были добры ко мне. – Он трижды кашлянул, затем сделал паузу, словно ожидая четвертого, и лишь потом продолжил: – И не только годы. Курение. – Он указал на переполненную пепельницу и смятую пачку «Честерфилда». – О, Джин, я умоляю тебя, откажись от этой привычки. Я не могу позволить себе много рассказывать о будущем, но в начале 1960-х годов будет доказано, что курение вызывает рак легких. – Он остановился и подождал, пока восстановится дыхание, которое из-за этой самой привычки теперь давалось ему с таким трудом. – Забавно: это похоже на бомбу. – Конечно, она не знала того, о чем он упомянул. И все же. – Британцы тоже занимались этим; даже раньше начали и объявили – объявят в 1962 году – о связи между курением и раком. Тогда и американцы зашевелятся. Наш главный хирург в 1964 году тоже опубликует доклад.

– Мне безразлично, что случится в будущем, – сказала Джин.

Он наклонился вперед и взял ее за руку – молодую, гладкую, теплую и трепещущую плоть.